Лариса Васильева - Дети Кремля Страница 20

— Знаю, что такое инфляция, много лет работал в банке.

Ничего удивительного, но я удивилась — царский родственник не вязался в моем представлении с этим учреждением.

— Кстати, о банках, — ухватилась я, — насколько мне известно, госпожа Андерсон, выдававшая себя за царевну Анастасию, претендовала на счета Романовых в швейцарских банках?

Романов слегка поморщился:

— Какая Анастасия! Разве можно доказать недоказуемое? Когда в двадцатых Андерсон появилась, еще были живы люди, знавшие подлинную Анастасию, ее близкие родственники. Все отвергли притязания этой дамы.

И тут я спросила Дмитрия Романовича, верит ли он в возможность спасения хотя бы одного из детей Николая II.

— Все это легенды. Стремление выдать желаемое за действительное. Из того подвала был один-единственный выход: смерть, — сказал Романов.

— И бессмертие, — добавила  я.

Он согласно кивнул.

После этой встречи я вновь перечитала строки книги Серго Берия об Анастасии. Если согласиться с Дмитрием Романовичем, то следует либо считать женщину в ложе Большого театра очередной самозванкой, введшей в заблуждение Сталина и Берия, либо считать Сталина и Берия фальсификаторами конкретного события, либо — Серго Берия хорошим сочинителем.

Будут возникать новые легенды, всплывать факты и неопровержимые доказательства — тайны останутся тайнами.

P.S. Продолжение (или окончание?) истории Александры — Антонины Егоровой обнаружилось в памяти разных людей, к которым обращалась она, прося идентифицировать ее с дочерью Галины и Александра Егоровых.

Виктория Яновна Гамарник, Степан Анастасович Микоян и многие другие свидетельствовали: у Егоровых никогда не было детей — ни своих, ни приемных. Но ни Гамарник, ни Микоян не могли утверждать, что не жил в Кремле их детства кто-нибудь из служащих армии или охраны по фамилии Егоров, чья последняя участь оказалась сходной с участью маршала Егорова.

«Ищите и обрящете»…

Детки в клетке

 Гамарник Ян Борисович (1894–1937), советский государственный, партийный и военный деятель, армейский комиссар 1-го ранга (1935), член ВКП(б) с 1916 г. В 1917-м один из руководителей борьбы за установление советской власти в Киеве. С 1920-го — председатель Одесского, Киевского губкомов КП(б) Украины. С 1923 г. — председатель Дальревкома, Далькрайкома. В 1928 г. — секретарь ЦK КП(б) Белоруссии. С 1929 г. — начальник политуправления РККА, с 1930-го — 1-й зам. наркома обороны. В 1930–1934 гг. — зам. пред. РВС СССР. Чл. ЦK ВКП(б), ВЦИК, ЦИК СССР. В обстановке массовых репрессий покончил жизнь самоубийством.

Блюхер Василий Константинович (1890–1938). Маршал Советского Союза (1935), член ВКП(б) с 1916 г. Награжден орденом Красного Знамени № 1. В 1921–1922 гг. руководил Дальневосточной армией и Волочаевской операцией. 1929–1938 гг. — командующий Особой Дальневосточной армией, член ВЦИК, ЦИК СССР. Депутат Верховного Совета СССР с 1937 г. Арестован. Умер под следствием.

Пресыщенные кремлевским бытом, многие кремлевские жены и дети, бывало, называли его золотой клеткой.

Иных раздражали охранники, следовавшие по пятам.

Иные дети, наиболее совестливые, особенно с непривычки, в первые годы советской власти стеснялись подъезжать к школе в отцовских автомобилях.

А иным это нравилось, особенно в сороковых, пятидесятых, шестидесятых годах.

Но у тех, кому пришлось сразу, в один день или одну ночь попасть из золотой в железную клетку, если выжили, осталась травма на всю жизнь.

Массовые аресты тридцать седьмого года начались задолго до него, и страх оказаться в железной клетке у кремлевских отцов и матерей нарастал медленно, однако неуклонно. Люди Кремля, оказываясь в атмосфере все нарастающей паранойи власти, постепенно теряли благоприобретенные черты уверенности и силы, совершая поступки, противные их характерам и принципам, вынужденные приноравливаться к одному-единственному характеру Сталина и его расцветающей эпохи. Еще вчера они уважали и любили своего товарища по партии и по работе, а сегодня вынуждены были клеймить его как «врага народа», «шпиона», «пособника мирового империализма». Не верили, но заставляли себя верить, чтобы завтра не оказаться на его месте. Не все клеймили, не все отказывались от друзей, но в результате и сильные, и слабые духом оказывались в одном месте — в камерах Лубянки.

Отцов забирали чаще всего ночами, когда дети спали. Даже если не спали, заботливые матери старались увести их в дальнюю комнату, спрятать не только от чекистов, но и от естественного в таком случае шока, когда на любимого и, в сознании ребенка, всемогущего отца зло кричат, толкают его, а то и бьют незнакомые или даже знакомые дяди, еще вчера охранявшие его и угодливо улыбавшиеся. Как это все понять? Детская психика не воспринимает таких перемен.

Чем меньше был ребенок «врага народа», тем легче переносил он перелом жизни. Малыша, если ему везло, забирал кто-нибудь из родственников, потому что мама тоже куда-то исчезала. Но родственники брали таких детей неохотно, опасаясь повредить себе и собственным детям. Оставался один путь — в неизвестность, в беззащитность.

10 июня 1937 года жен военачальников, «врагов народа» — Гамарника, покончившего с собой, и арестованных Уборевича и Тухачевского, вместе с дочерьми-подростками сослали в Астрахань. В пути жены арестованных узнали общую судьбу своих мужей: расстреляны. Но жить надо. Женщины искали работу в Астрахани — везде отказ: запятнанным работа не предоставлялась.

Первого сентября три девочки: Вета Гамарник, Мира Уборевич и Светлана Тухачевская пошли в школу, а через несколько дней, вернувшись с уроков, обнаружили, что их мам нет — арестованы. Девочки не успели испугаться, как за ними пришли незнакомые дяди, и они оказались в астраханском детприемнике. Оттуда их перевезли в детдом, но уже не в Астрахани, увезли в Нижне-Иссетск, под Свердловском.

Вскоре радость — в один день все трое получили от мам письма. И тут же все трое ответили. Год переписки — год надежды, но все оборвалось — письма перестали приходить. Матерей расстреляли.

Большевики не расстреливали несовершеннолетних. Девочки трех вчерашних боевых командиров — Гамарника, Уборевича, Тухачевского — выживали в детском доме, а когда настала война, все трое стали проситься на фронт, желая подвигами смыть позор.

Кто же пустит туда несовершеннолетних девочек, да еще «детей врагов народа»?

Вета Гамарник после школы пошла работать в свердловский госпиталь. Там встретилась ей первая любовь — лейтенант Валентин Кочнев. Девушке не хватало до совершеннолетия всего полгода, когда лейтенант объявил своему комиссару, что намерен жениться, но начальника смущал не юный возраст невесты, а ее принадлежность к «врагам народа». Он сопротивлялся, отговаривал, грозил. Любовь переупрямила мнение комиссара: Вета и Валентин поженились, едва ей исполнилось восемнадцать. Потом родилась дочь, а муж отправился на фронт, отослав жену с ребенком к своей матери в Новокузнецк.