Федор Галкин - За рычагами танка Страница 20

— Это ты тот самый, который сорок верст пехом отшагал за генератором?

— Я.

— Ну и как, устал, браток?

— Устал.

— Ну и чудак. Не мог подождать, когда корпусные ремонтники подтянутся.

— Чудак я был, когда за гайкой попусту тридцать верст бегал, а она рядом со мной лежала. А теперь нас на мякине не проведешь: пока ты корпусных ремонтников дожидаешься, мы из Умани гитлеровцев выгоним. А ремонтники на своих колесных летучках по такой грязюке до Умани и за две недели не подползут. Фашисты за это время всех девчат в Умани на каторгу угонят, а ты говоришь — чудак. Человек для того и существует, чтобы уставать от труда. Так моя мать всегда говорила. А ты разве не устал? У тебя вон с лица пот градом катится.

— Устал. За ночь тебе коробку сделали. Да мне что: я уж привычный.

— Вот видишь, и ты устал, хоть и закаленный. Давно воюешь?

— С первого дня.

— А я со второго. Так что мы с тобой в одном огне закалялись.

Услышав голос механика, показался из-за танка заряжающий Мягков и, удивленно уставившись на Рагозина, спросил.:

— Никак, пришел?

— Пришел, Василий Агеевич.

— Принес?

— Принес. Вот он, — показал Рагозин на вещмешок.

— Как это ночью ты его снял в потемках, да по такой грязи тащил?

— Вот он помогал, — показал Рагозин электрический фонарик. — Двигатель кто-то уж до меня пытался снять, да бросил приподнятым, так что до генератора было легко добраться. А тащить по такой грязи цель помогала. Наша цель теперь — как можно крепче бить фашистов, чтобы скорее войне конец пришел. Значит, и каждый танк необходимо содержать в постоянной готовности. Иначе нам с вами пришлось бы неисправный танк караулить, когда наши товарищи Умань будут от фашистов освобождать.

— Комбат будет доволен, к вечеру, видать, снова в дело пойдем. А я твою просьбу выполнил — ремонтников разыскал, договорился. Добрые работяги попались — даже на перекур не отрывались. Сейчас все закончим, только накрыть броню да испытать на ходу осталось. А чего это ты насчет гайки-то загибал?

— Не загибал, Василий Агеевич, а был такой смешной случай. Я ведь как-то говорил вам, что в детстве был беспризорным, а потом в сельхозколонию имени Крупской попал, что недалеко от Ярославля. Там уму-разуму набирался, приучался к труду. Еще там меня тянуло к технике. Все думал стать машинистом. Как-то поехали мы на сенокос, в пойменные луга. Наш эконом, бывший буденновец — Андрей Иванович, да десяток старших ребят с косами, а Паша Ломов на пароконной косилке. Ну а нас, мелкоты, человек двенадцать с граблями, чтобы валки ворошить да помогать копнить сено. Первый день поработали ладно. Гектаров пять повалили косами да столько же косилкой. Трава, как говорил Андрей Иванович, в пояс, густая не в прорез. Валки за день не просыхают, шевели не шевели. Вечером в заводи рыбешки наловили бредешком, ухи наварили. Ну я вам доложу — объедение!

— Ты, Иван, уж насчет ухи не вспоминай: аппетит и так волчий, а ты его подогреваешь, давай уж рассказывай натощак.

— Без ухи, так без ухи. В общем, поднялись мы на следующее утро чуть свет. По росе, значит. Косцы, поплевав в ладони, начали махать косами, а у Паши застрекотала косилка. До обеда наработались как следует, а перед самым обедом косилка вдруг замолчала. Смотрим, Паша Ломов лошадей пустил к траве, а сам суетится, бегает вокруг машины.

— Чуяло мое сердце, видать, поломалось что-то, — проговорил Андрей Иванович и, положив косу, быстро пошел к косилке. Я увязался за ним.

С косилкой действительно случилась поломка: приводное колесо крутится, а режущий нож не двигается, не режет, лишь мнет траву. Походили мы возле машины, повздыхали, заглянули в режущий механизм, ощупали приводное колесо, а причину неисправности не установили. Андрей Иванович почесал затылок и произнес:

— Кабы конь расковался или подпруга лопнула, я бы не задумался, а тут… черт ее поймет. Пойду лучше косой помахаю. Все ребятам подмога.

Андрей Иванович ушел, Паша Ломов увел лошадей, да тоже за косу взялся. А мне неохота оставлять неисправную машину. Остался я возле нее один, посмотрел внимательно каждый узел и обнаружил, что ведущая шестерня от приводного колеса не сцепляется с ведомой редуктора. Подумал я и решил вскрыть картер редуктора. Все равно, думаю, машина-то не на ходу, хуже не будет.

— Ну и загибаешь, механик, — продолжая устанавливать генератор, заметил Василий Агеевич улыбнувшись, — так сразу в редуктор и полез, не зная машины? Подай-ка мне ключ на семнадцать, потом ври дальше.

Рагозин взял ключ и передал его Мягкову, потом, не скрывая обиды, продолжал:

— Это какой мне интерес врать тебе? А полез потому, что дня три до сенокоса я помогал Андрею Ивановичу жатку налаживать, у них с косилкой одинаковый передаточный механизм. Когда открыл картер, пролив при этом часть масла, увидел, что на оси шестеренки нет гайки крепления. Не оказалось ее и в масле, оставшемся в нижней половине картера. Что я мог сделать без гайки? На стан пришел уже в сумерках, ребята поужинали, легли спать на душистом сене. Быстро проглотив оставленный мне ужин, я лег под стожок. Но сон не шел. Лезли в голову всякие мысли. Решил было даже побежать в косилке и попробовать вместо гайки намотать проволоку, да вдруг вспомнил, что в кузне среди железного лома я видел ящичек с разными болтами и гайками. Вскочил я из-под своего стожка, перемахнул через спящих ребят и побежал на усадьбу, совсем не думая, что до нее около двадцати верст.

До кузницы добрался уже утром, нашел гайки, нанизал их на проволоку — и ну обратно в луга. Еле доплелся, душа из тела вон. Только напрасно я таскался. Ни одна из гаек в связке не подошла. А сама гайка крепления лежала рядом в траве. Так что в нашем деле аккуратность да осмотрительность — главное дело.

Наконец генератор и коробку отремонтировали.

— Сейчас броню набросим, — довольно потирал руки Рагозин, — и машину можно обкатать вон там в балочке. Кстати и аккумуляторы подзарядятся. А завтра — на Умань! И не пешим по-танковому, а в полной боевой!

— Ты, механик, прикорни пару часов, выдохся небось, за дорогу, а завтра в дело, — настаивал башнер. — В бой усталому идти не дело, тем более на командирской машине. А опробовать машину мы и с ремонтниками опробуем…

— Нет уж, Василий Агеевич, опробовать машину после ремонта дозволь самому. Шестеренки-то коробки поставили приработавшиеся, а главный вал старый. Я должен сам прочувствовать, как будет вести себя коробка. Усталому в бой идти худо, а на неопробованной машине еще хуже. Отдохнуть успею и ночью.

На следующий день танкисты наступали на Умань. Еще в районе Ольховатка, Поповка Рагозин, идя на своем танке впереди батальона и пересекая небольшую балочку, вдруг крикнул: