Виталий Люлин - Когда усталая подлодка... Страница 20

Задачи мне были поставлены. Цели ясны. Так и началась стажировка. Над старпомовской отчетной документацией корпел в казарме. Её «запущенность» — самооговор старпома. Что-то надо было сделать «в петухах», для ублажения взора ОУСовцев. К полному удовлетворению старпома все быстро намалевал и состыковал. А вот отчетная документация моего непосредственного наставника, штурмана, квинтэссенция труда судоводителя: точность плюс точность, аккуратность в квадрате, являла собой нечто совершенно противоположное. Не только «закавычила» этот принцип, но и обнесла его колючей проволокой.

Первое же посещение лодки скукожило мою рожу не только отсутствием штурманской рубки, как таковой, но и состоянием штурманского хозяйства. Тем не менее, не рискнул до появления хозяина что-то изменять в несусветном бардаке. Штурманское место в центральном посту обозначалось маленьким прокладочным столиком, не больше вагонного. На нем можно было закрепить морскую навигационную карту, лишь сложив ее вчетверо. Над репитерами курса и скорости нависала машинка клапана вентиляции с поддоном. Какие-то шкафчики и сусеки, закрытые и опечатанные тесемочкой с пластилиновой плямбой, хранили секретную документацию штурмана. Парусиновые мешки-чемоданы с несекретными документами торчали в проемах шпаций. Если бы не мой собственный комплект прокладочного инструмента (параллельная линейка, транспортир, измеритель и логарифмическая линейка), приобретенный еще на первом курсе и таскаемый на все практики, то на выходе в точку рассредоточения мне было бы нечем работать. Не смог отыскать эти атрибуты штурманского труда даже с помощью боцмана и старшины команды штурманских электриков. Они предположили, что Роберт забирает их в казарму и там хранит.

После завершения операции «Якорь» все-таки влез в мешки-баулы с простой (несекретной) документацией. Одного взгляда на сборники «Извещений мореплавателям» было достаточно, чтобы уяснить — Робертино этой мурой не интересовался никогда. По крайней мере — последние два года. Даже ленивые штурмана, хотя бы для проверяющих, делают в них пометки — «Карты откорректированы, дата, подпись…», пусть даже ничего не делая на самих картах. Судя по всему, Робертино был убежденным бездельником, в духе всех глашатаев-зачинателей. Прокукарекал, а там хоть не рассветай. Он даже липовых пометок не делал. И не только по северному театру, но и по Ура-губе, по своей базе. О проложенном кабеле было «Извещение…» двухлетней давности. Сделай Роберт своевременную корректуру и доложи об этом флагштурману, в штабных документах не было бы ляпа с точкой рассредоточения в месте, где постановка на якорь категорически запрещена. Но не сделал. Удивительное дело, но со штурманскими обязанностями в море он справлялся без проколов все четыре года. Не потея от усердия. Может потому, что его рабочее место всегда было под оком командира и дланью старпома, в прошлом — отличного штурмана.

В чем он был совершенно незаменим, так это в качестве участника любых слетов, партконференций и спортивных соревнований. В состязаниях, кстати, он тоже не потел. Слыл отличным стрелком из пистолета.

Спорт на флоте — это: Равняйсь! Смирно! На соревнование — шагом марш!

Флагманский мускул (начальник физподготовки и спорта) распишет, кому и в чем соревноваться. Важен не результат, а участие. «Баранка» — грех великий! Плавсостав, что с него возьмешь!

Бригада «эсок», откувыркавшись в завесах, притулилась к родным причалам. Флагмускул — тут как тут:

— Роберт! Бригаде, эскадре, да что там, всему флоту грозит «баранка». Нет в сборной бойца с орлиным глазом и твердой рукой. Стрелка. Выручай!

— В чем вопрос?! Защищу честь бригады и флота! — успокоил его Робертино.

Прямо с корабля, мимоходом пересчитав семейство (жена + близняшки), он отправился на бал соревнований.

На завершающем этапе общефлотских соревнований, в Ленинграде, для его участников был дан концерт небольшой труппой ленинградских актеров. Не знаменитых, но молодых и талантливых «многостаночников» актерского труда — словесного, вокального и танцевального жанра, под собственный аккомпанемент. Не избалованные заслуженностью и большими заработками, они были весьма мобильны и неприхотливы.

Роберт, как всегда и на всех соревнованиях, высокими результатами не прославился. Заработав очередную грамотку «за участие», преуспел в другом. Уболтал труппку актеров проехаться по флотским гарнизонам с концертами. Восприняли они это предложение с энтузиазмом, и вместе с группой флотских «спортсменов» выехали на Северный флот. Безусловно, их первый концерт состоялся в Ура-губе. Веселили они подводный люд вместе с семьями до глубокой ночи, прерываясь только на короткие антракты для передыха и посещения специальной комнаты. В ней они оценяли флотское радушие и хлебосольство. Во время антрактов отдыхающий народ танцевал под духовой оркестр бригады.

Командиры были столь приветливы и щедры, что поручили своих жен заботам мичманов-стажеров. Галантность — не последний пунктик в культуре и профпригодности будущего флотского офицера. Мы очень старались не посрамить гардемаринскую честь. Но явно проигрывали в этом вопросе Роберту. Он был гвоздем вечера! Как Робертино Лоретти.

Жена комбрига даже слегка притомилась от его галантности. Вальсировал, стервец, весьма искусно и неутомимо.

Комбриг, как флагман и хозяин бала, демонстрировал щедрость и радушие, предпочитая обретаться в среде командиров и приезжих гостей.

— И всё-таки твой штурман — молодец! Хотя и спортсмен. Недаром я хотел его поощрить. Как думаешь, может, отправим его в этом году на классы? Капитан-лейтенант, как никак, не век же ему куковать в штурманах… — ошарашил он вопросом-предложением своего любимчика из командиров. Татарина.

Надо знать, что такое «классы», чтобы оценить царственную щедрость комбрига.

Высшие офицерские классы ВМФ, классическое учебное заведение! Не обремененное углубленным изучением идеологических и других прикладных наук, оно насыщало слушателя выжимками, сливками концентрированного опыта флотской профессии. Десять месяцев учебы, и перед военмором открываются дороги для успешной службы в качестве флагманского специалиста или командира корабля любого ранга.

Кроме открывающихся перспектив — это целый год(!!!) жизни в северной столице, среди всех благ цивилизации. Рабочий (учебный) день — с девяти(!!!) до семнадцати(!!!), при единственном(!!!) суточном дежурстве в месяц. Неслыханно! Для страждущих самосовершенствования — самоподготовка с семнадцати до девятнадцати, при полном обеспечении научными силами и средствами. На рекомендательной основе. Ее придерживаются те, кто мечтает о красных корочках, потирая синие носы. Основная масса слушателей строго следует завету: «В семнадцать ноль-ноль — море на замок!» Офицеры пользуются счастливой возможностью отдохнуть за все годы, проведенные во флотских тьму-тараканях. Да и с некоторым запасом на будущее.