Маркус Вольф - Друзья не умирают Страница 20

Среди примерно двадцати участников немецкой группы мы встретили хороших знакомых из немецкой школы. Среди австрийцев также оказалось несколько друзей из детского дома. Уже при первой встрече нам пришлось познакомиться с присвоенными нам псевдонимами на время учебы и с основным правилом конспирации. Оно гласит: каждый должен знать ровно столько, сколько необходимо для своего задания. Там было многое довольно необычным и странным. Тем не менее, мы общались друг с другом гораздо нормальнее, чем описывает Вольфганг.

Даже не особенно приветствовавшиеся интимные отношения не считались серьезным нарушением и оставались общеизвестной тайной.

Вольфганг в своей книге вспоминает о действительных событиях, содержании обучения, лекциях, причем некоторые из них вполне отвечали запросам будущего писателя. Ведь мы узнали от компетентных лиц нам дотоле неизвестное из переменчивой истории рабочего движения и Коминтерна. Анализ, сделанный VII конгрессом Коминтерна, причин прихода к власти Гитлера и собственных ошибок коммунистов дали нам на будущее много поучительного и запоминающегося. Мы были убеждены, что по окончании господства нацистов на повестку дня встанет вопрос строительства антифашистско-демократического порядка на очень широкой политической основе и уж никак не строительства социализма. Действительно, шаги, предпринятые непосредственно после гибели гитлеровской империи: образование многих партий, стремление к объединению с социал-демократами, демократическая земельная реформа - первоначально соответствовали этим представлениям.

Состав немецкой группы довольно значительно разнился по возрасту, жизненному опыту и образованию. Там было несколько человек с опытом политической борьбы и знанием конспиративных методов. В большинстве же это были рабочие. Поэтому логично, что каждый по-разному справлялся с этой смесью лекций, семинаров, военной и практической подготовки по конспиративной технике. Два одногодка, дети профсоюзного функционера из Хемница, склонные днем к проказам и остротам на своем ярко выраженном саксонском диалекте, засыпали в библиотеке в поздние часы, отведенные для самоподготовки, над раскрытыми работами классиков марксизма. Привычные к изучению теории «интеллектуалы» сидели также смертельно усталые над книгами, но старались при подготовке к следующему семинару не отвлекаться на льющееся из открытых окон пение целого хора соловьев и на близость противоположного пола.

Гельмут вспоминает об этой стороне жизни в школе:

«Мнение, что преподавание там велось догматически, я не могу разделить. Наоборот, у меня сложилось впечатление, что всей постановкой обучения, дискуссиями об отдельных проблемах, заданиями по самостоятельному изучению источников (Маркс, Энгельс, Ленин, Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Август Бебель, Франц Меринг и другие), рассмотрением проблем немецкого рабочего движения стимулировали обдумывание и собственные выводы для будущей работы и принятия решений в определенных ситуациях».

Конечно, в шкафах библиотеки тогда не было работ Троцкого и других ошельмованных как антисоветчики авторов, это была дань времени, но это не снижало, однако, нашей жажды знаний и нашего идеализма.

Значительная часть занятий была направлена на подготовку к возможной нелегальной работе в нацистской империи. Тут многое волей-неволей приходилось моделировать на семинарах.

В одной из тех придуманных ситуаций, как о ней упоминает Гельмут, имело место происшествие с одним из наших старших соучеников. Вилли был берлинским рабочим, который принадлежал к «лейб-гвардии» Эрнста Тельмана. От него мы узнали обстоятельства ареста Тельмана. Последний находился в 1933 году в уже расконспирированной квартире, грыз орехи и плевал на все предупреждения.

И вот, на одном из семинаров был поставлен вопрос, как должен действовать нелегал, внедренный в вермахт, если его включат в рас-стрельную команду. Трудный вопрос совести. Никто из нас не мог себе представить, что будет стрелять в партизан, женщин и стариков, чтобы не провалить задание. Вилли занимал такую же позицию. Его высказывание по такой сконструированной ситуации было злонамеренно искажено одним из преподавателей и стало предметом неприятных ложных обвинений. Поскольку Вилли напрочь отказывался уступить нашим уговорам и дать объяснения по поводу своего высказывания, произошел скандал. Он закончился отчислением Вилли из школы. Годы спустя, на встрече бывших курсантов школы Коминтерна, мы очень обрадовались, увидев его снова, живым и здоровым.

На практических занятиях в школе каждый из нас пытался, насколько мог и насколько позволяло знание реальных обстоятельств в Германии, представить себе акции сопротивления. Занятие весьма сложное. В этих случаях опыт старших и довольно часто практичный подход теоретически менее подкованных курсантов встречал большее признание, чем отшлифованные риторика и логика докладов наших интеллектуальных «гигантов». Так же и на военной подготовке, в спорте и нередких авральных работах результаты отличались соответственно.

Чтобы сохранить школу в рабочем состоянии в суровую зиму 1942/43 года, в то время когда бушевала битва под Сталинградом, нам пришлось вырубить прекрасную аллею из старых дубов, шедшую через овраг к усадьбе. Колоть дубовые чурки топорами и клиньями было ужасно трудной работой.

В деревне оставались только женщины, дети, старики и инвалиды войны. Во время уборки урожая обученные слесарному делу из нашей среды ремонтировали тракторы и комбайны, остальные помогали на уборке. Это было так же жизненно важно, как и разгрузка барж. Мешки весом в 50 килограммов нужно было переносить по узким деревянным ступеням на крутой берег. Естественно, более сильные были в лучшем положении, но пот лился ручьями со всех.

Несмотря на все различия, мы были общностью, в которой каждый знал, о чем идет речь, для чего мы учились и мучались. На фронте сражались и гибли наши русские одноклассники, мы не хотели уступать им. Интернационализм, разделяемый многими нациями, наложил отпечаток на наше мышление, солидарность была не только политическим убеждением, взаимопомощь была частью нашей совместной жизни, в том числе и при физической работе. Все были единым целым, никто не оставался в одиночестве, никто не был исключен.

Вольфганг был и остался аутсайдером. Постоянно стремясь блеснуть своими умственными способностями, он не мог и не хотел на равных войти в нашу группу. Только так Гельмут и я могли позже объяснить, почему это время так искаженно - по нашему ощущению - отразилось в его книге. То, к чему нас готовили, не было игрой. Вольфганг нигде не говорит ни слова о том, что каждый из нас всерьез считался с опасностями работы в гитлеровской Германии и возможностью столкновения с гестапо. Каждый должен был проверить, как он будет вести себя в такой ситуации. Он также не упоминает погибших из групп наших предшественников.