Анна Ярошевская - Любовь Полищук Страница 20

— Люба, что случилось? Ты сама на себя не похожа.

— Да не знаю, такая странная история, говорят, что вот такой диагноз… — отвечала Люба.

То, как она лежала и мучилась от боли, видели буквально несколько человек. Все остальные видели блестящую Любу Полищук, которая прыгала, скакала, залезала куда-то, оттуда ныряла. Настя просто смотреть на нее не могла, потому что сразу же «кололась» и начинала смеяться! Это нужно было видеть! Сколько она всего придумывала! Импровизировала на ходу, фонтанировала идеями! Заражала своей энергетикой! За счастье было вместе с ней играть. Да и «кололись» они обе — она от Насти, Настя от нее. Если они встречались с ней глазами — это был просто аут. Несколько дублей — и все запарывали. Смехопанорама. И все вокруг смеялись. И когда на съемки должна была прийти Люба, все в группе старались пойти посмотреть, потому что знали: сразу начнется шоу. Она сама была — человек-театр.

Особо забавные истории были связаны с едой в кадре. Это было очень смешно. Люба в кадре с таким удовольствием ела, что, глядя на нее, все начинали есть. Но мало кто видел — как только заканчивался дубль, она быстренько незаметно все выплевывала и говорила Насте:

— Терпеть не могу эти сладости, мне бы мяса какого-нибудь, еды настоящей!

А ее постоянно в кадре заставляли поглощать сладкое и мучное. Настя очень любила конфеты и все подтрунивала над Любой.

— Эх, повезло тебе, Любка, что ты не сладкоежка! — говорила она.

Люба знала толк в еде. Ведь у нее муж просто замечательно готовил. Она всем взахлеб рассказывала о том, как готовит Сережа. Она его очень любила, хвалила его, гордилась им. Настя была рада, что у ее подруги такая замечательная семья… Люба приносила ей рецепты каких-то диковинных блюд. Однажды принесла испеченный мужем торт. И сказала ей:

— Знаю, ты не ешь мучное, тебе нельзя, у тебя фигура, но вот это просто должна съесть!

И они накинулись как сумасшедшие, разодрали этот торт, это было что-то невероятно вкусное!

Люба могла себе позволить любую еду. У нее была потрясающая фигура от природы, так что ей не нужно было никаких диет. Она блестяще выглядела! Даже в последний день, когда она пришла на съемки свадьбы, она стояла с прямой спиной. Конечно, похудела, но такая красивая! У нее кожа была просто мраморная, такие пальцы длинные, глаза искристые, невероятные какие-то. Ноги идеальные. Уникальной красоты женщина, такой магии! Все вокруг замирали и понимали: да, это Женщина! Она так взмахнет, пойдет, что-то глазом так по роли сделает в сторону мужчины — и все! Смотришь — не оторваться!

Настя была очень благодарна Любе. У нее было чему учиться. Настя сначала в кадре стеснялась, закрывалась, но смотрела на Любу и училась этой свободе, раскованности, незажатости. И она у Любы такие фишки подмечала, которые рассказать: их так много, этих тонкостей. Ну, например, в одной сцене Настя должна была чихать. И Люба ей посоветовала нос сильно накрасить красным, как у алкоголика. И сказала ей:

— Когда чихаешь, глаза к носу своди, чтобы все понимали: уж так ты обчихалась, просто ничего уже не контролируешь, даже глаза съезжаются.

И Настя все сделала, Люба радовалась. Клоунаду она любила. Фактически Настя рядом с ней прожила маленькую, яркую жизнь. И, конечно, в памяти все это навсегда останется. То, что они, может быть, последнее время нечасто с ней виделись, никак не влияло на их дружбу. Она — мама. И Настя всегда ее так называла. И в обыденной жизни тоже. И это не были просто слова. Она ее очень любила.

Люба часто снилась Насте. Однажды приснилось, что Настя пришла к ней домой. Люба была с мужем. Они поговорили, а потом Люба говорит:

— Ты знаешь, тебе пора. Тебе нужно уходить, иди. А я — побуду здесь.

Это было словно прощание. После этого они уже не разговаривали больше. И Настя очень сильно об этом жалела. Раньше они говорили обо всем на свете. Очень много и по личной жизни, и по профессии. У них не было закрытых тем.

Люба обожала делать смешные разнообразные прически, это хлебом не корми. Говорила:

— Давай здесь хвостик сделаем!

И могла сама себе что-то там заколоть. Совершенно не боялась быть потешной. А некрасивой просто быть не могла — ее красота через любой грим была видна. Настя с Любой гримировались вместе. И она никогда не устраивала истерик, что у нее нет персональной гримерки, что рядом с ней кто-то еще сидит. Она была очень демократична. Одевалась всегда неожиданно, ярко. Не черно-белого формата женщина. У нее все цвета радуги. Радуга и внутри, и в глазах, и в игре, и на ней. Не была пресной. Терпеть не могла, когда сцена шла скучно. Ей все придумать надо было, не сиделось на месте. Не могла спустя рукава даже одну маленькую сценку сыграть. Единственное, что ее могло вывести из себя — это бездарность. Со стороны актеров, режиссеров, да кого угодно! Но если видела, что не может ситуацию изменить, сдерживалась. Она была командным игроком, делала так, чтоб было лучше для общего дела.

Актерской профессией Люба жила. Ей было и тяжело, и сложно. Но она это любила, это было ее жизнью, счастьем! Эту профессию любил и ее сын Алеша. Он тоже как-то снимался вместе с мамой в «Моей прекрасной няне». Когда Леша снялся в сериале «Офицеры», Люба так радовалась за него, говорила:

— Вот, он такой молодец, здорово это сыграл!

Но при этом не уходила в такие «муси-пуси», все было очень достойно, искренне. Настя видела, как Люба любила своих детей, ими гордилась. А уж Настины дети Любу любили! Они приходили на съемки и просто обожали ее, называли только «мама Люба»! И все время ее передразнивали. И к Насте обращались ее фразой с ее интонацией: «Доню». Потому что они с ней всегда так друг друга называли — Настя Любу мамой, Люба Настю — доней.

В период съемок «Моей прекрасной няни» Настя разводилась со своим мужем. И Любу очень чувствовала ее в этом смысле. Поддерживала ее. Говорила:

— Это надо просто выстоять. Держись, как ты держишься, нормально, держись!

Она старалась принять и понять поступки и действия Насти.

— Так сделала. Ну и ладно, хорошо, — говорила Люба в очередной раз.

Она была умной и мудрой женщиной. Они с Настей поговорили, Люба выслушала, поняв всю ситуацию, поддержала Настино решение. Психологически очень помогала ей.

Даже зная о болезни Любы, никто себе не позволял думать, что она уйдет. И она как будто не позволяла думать о плохом. Настя ее видела незадолго до трагедии, и она только и говорила о работе, о делах:

— Вот, у меня скоро там съемки, еще будет проект, я уже хочу выйти на съемочную площадку, должна выйти!

Столько было в этом уверенности, мощной попытки заставить себя поверить, стоять, бороться. Наверное, были какие-то тяжелые моменты, но, видимо, они выпали только уже на долю самых-самых близких: мужа, детей — Лешу и Машу.