Даниель Нони - Калигула Страница 20

— посылка: жрица должна быть чистой и целомудренной, как и ее родители. Сюжет: одна девственница была захвачена пиратами и продана в рабство своднику, который решил сделать ее проституткой. От клиентов она требовала уважения и платы. Когда некий солдат не пожелал этого делать и применил силу, она его убила. Будучи осужденной, она откупилась и вернулась к родным. Теперь она пожелала стать жрицей. Выскажитесь «за» или «против».

Подобные риторические упражнения обычно заимствовались из трудов Сенеки-отца, современника Калигулы, однако связаны они были с многовековой греческой и латинской традицией, а сюжеты почти не менялись. Конечно, прежде всего это интеллектуальные упражнения, мало связанные с реальностью, но они играли важную роль в обучении риторике, поскольку помогали блеснуть в торжественной речи, дать выразительное название выступлению, овладеть вниманием аудитории с помощью слов, логики рассуждений, умело подобранного стиля или силой убеждения. Прежде всего речь шла о том, чтобы быть решительным и уметь убеждать или переубеждать слушателей. Таким образом, искусство риторики одновременно принадлежало и аристократическому обществу, где господствовал дух соперничества, и государству, где граждане имели право на получение информации и обоснование принимаемых решений. Это было не показное красноречие, а упражнения, необходимые и в судебных прениях, и в ходе каждого заседания сената. А эдикты принцепса и его послания должны документироваться и редактироваться хотя бы потому, чтобы они не выглядели как решения тирана.

Подобные риторические упражнения обычно практиковались в публичных местах, например, на Форуме Августа, что отличало римлян от греков, которые упражнялись в красноречии в палестрах, вблизи спортивных сооружений. Правда, во времена Калигулы нобили не выступали с речами перед народом, за исключением надгробных, но в ходе дебатов и судебных процессов в сенате красноречие было особенно в цене.

Офицер из числа нобилей также должен был уметь выступить с речью перед солдатами, но только некоторые из них могли бы поставить это себе в заслугу, более того, мало кто мог быть литератором, обрабатывать свои мемуары или исторические труды. Калигула ушел недалеко от них, предпочитая утилитарный подход в ораторском искусстве. У него, как и у отца, проявляется склонность к судебной полемике, где не требовалось хорошего знания права, а достаточно было «домашних заготовок» по искусству защиты в суде. Можно было также пройти курс обучения у известного мастера судебного красноречия, наблюдая за его жестами и слушая его речь. В двадцатилетием возрасте Калигула покинул Рим, так и не освоив в полной мере искусства красноречия, однако сохранив в глубине души, как и его отец, страсть к изобличениям. Тем не менее Калигула был хорошим оратором, о чем свидетельствуют и Иосиф Флавий, и Светоний, который был хорошим литератором и изучал ораторское мастерство императоров.

Калигула умел выступать с энергией и страстью, но не только; в своих речах он высказывал немало идей, умело обосновывал тезисы защитной речи, обладал богатым запасом слов и имел сильный голос. Как и его соученики, Калигула любил блеснуть, но предпочитал все же в речах действенность и аргументированность. Преждевременный отъезд из Рима помешал ему расширить и усовершенствовать свои познания в риторике, однако во время принципата Тиберия Калигула проявил свои способности в публичном красноречии. Может быть, ответом на красноречие эпохи Августа, почитающего разум, порядок и спокойствие, стал возврат к веку Цицерона, но если речи Тиберия, к примеру, отличались от речей Августа, в частности, использованием знакомых образов, то речи Калигулы не строились по этой модели, так как стиль Тиберия был иногда хаотичным, даже изворотливым, тогда как его преемник стремился ухватить суть дела, что, несомненно, было связано с возрастом и темпераментом.

Калигуле невозможно приписать качества литератора, он никогда не заботился о том, чтобы оставить потомкам свои сочинения, предпочитая будущему настоящее, однако школьное образование заметно влияло на его сознание и характер. Предлагаемые в ходе обучения упражнения опирались на разнообразные сюжеты: «...фантастические удачи, неправдоподобные склонности; здесь фигурировали тираны и пираты, чума и безумства, похищения и изнасилования, мачехи и обездоленные дети, сомнительные положения и очищение совести, воображаемые законопроекты» (Марру, с. 415).

Декламационные упражнения вводили в несколько ирреальный мир, в ментальную вселенную, наполненную жестокостью, различными нарушениями и вместе с тем страстным стремлением к победе. Вот некоторые сюжеты:

— Агамемнон спрашивает себя: приносить ли в жертву свою дочь Ифигению?

— Александр Великий после неблагоприятного предсказания оракула спрашивает себя: входить ли в Вавилон?

— Женщина была подвергнута пыткам тираном, требовавшим, чтобы она признала участие ее мужа в заговоре; она отвергает все обвинения. Ее муж убивает тирана, а жену изгоняет из дома за бесплодие. Она обвиняет его в неблагодарности. Выступите «за» или «против» (Сенека-отец).

Практическое образование впоследствии исправляло то, что было излишним в этих сюжетах и примерах. Однако молодому нобилю еще надо было его получить, что и стало предметом забот его деда Тиберия.

X. Эволюция принципата Тиберия до 26 года

Мало кто из принцепсов был объектом настолько противоречивых суждений, как Тиберий. Чтобы показать противоречивость этого человека, Тацит, его критик, противопоставлял начало принципата, полное мудрости и сдержанности, второй половине принципата, отмеченной беспричинной жестокостью и произволом правителя империи. Но сам Тацит не очень хорошо знает, где лежит водораздел: смерть Германика в 19 году? Смерть Друза II, его сына в 23 году? Или, наконец, смерть его матери Ливии в 29 году? Или почему не остановиться на 31 годе, когда был казнен его друг Сеян? Впрочем, если возможно установить дату, которая разделила принципат Тиберия, то, наверное, это будет 26 год, год его отъезда из Рима. До этого Тиберий правил в согласии с сенатом; после отъезда он управлял в основном путем письменных посланий сенату.

Если бы мы хотели подвести итоги принципата к 26 году, то в целом они впечатляют, особенно в том, что касается полномочий, предоставленных Тиберию. Во-первых, империя сохранила и даже несколько расширила свои границы: в Европе, до границ Рейна и Дуная, от Северного до Черного морей, причем римские легионы не потерпели ни одного поражения. Действия Германика в Германии обходились дорого, но германцы были успокоены и усилия мятежника Арминия не увенчались успехом; вскоре он погиб, и германцы больше об Арминии не говорили. Иногда возникали беспорядки во Фракии, но римский наместник держал это царство под контролем. Более серьезный мятеж возник в Галлии: с одной стороны, туроны и андекавы, с другой стороны — треверы и эдуи. Два галльских правителя, чьи родители получили римское гражданство, Юлий Флор и Юлий Сакровир, спровоцировали это восстание. Тиберий позволил себе роскошь сообщить сенату об этом после того, как мятежники были разгромлены на Рейне. В Африке конфликт был более длительным — с 17 по 24 год, под руководством нумидийца Такфарината, некогда служившего в римской армии. Маневренность восставших, большие масштабы зоны военных действий, недостаточная численность римлян и, в особенности, постоянная смена сенатом полководцев, стоявших во главе провинции Африки, — все это объясняет продолжительность восстания. Но его руководитель в конце концов был убит благодаря помощи царя Мавритании Птолемея и наступило затишье. Наконец, в Азии царства Каппадокия и Коммагенское были присоединены к римским провинциям.