Одри Хепберн - Признания в любви. «Образ чистой красоты» (сборник) Страница 20

Однажды дотошные журналисты спросили Питера О’Тула, не кажется ли ему, что карьера не совсем удалась. Питер ответил: «Зато удалась жизнь». Он прав, жизнь важнее.

Тогда я не задумывалась над этими вопросами совершенно, было некогда. Мы репетировали и репетировали сначала «Жижи», потом уже с Мелом Феррером «Ундину» – тяжелейший для меня спектакль, после которого я заявила, что никогда больше играть в театре не буду! Трудно было не играть, а разрываться между указаниями режиссера и моего Мела. Утром на репетиции от режиссера и партнеров я слышала одно, вечером от Феррера другое. Ссориться не хотелось, я пыталась всех примирить, из-за этого выходило только хуже.

Продолжалась и работа в кино, на студии «Парамаунт» решили, что упускать мою растущую популярность просто грешно.

В это время у меня проходила одна из труднейших съемок в жизни – в «Сабрине». Прочитав пьесу, я сама напросилась играть, в «Парамаунте» сочли роль идеальной для меня, купили право на экранизацию, и закипела работа. Она кипела до самого последнего мгновения, но что это было за зелье! Работа никому из участников не принесла ни радости, ни простого удовлетворения. Не будь жестких контрактов, наверное, каждый с удовольствием прервал бы работу.

Еще до съемок мне разрешили съездить в Париж, чтобы посмотреть, что же носят в Европе, и подобрать гардероб для «Сабрины» самой у кого-нибудь из парижских модельеров. Это был весьма рискованный шаг, если вспомнить, что костюмы полагалось создавать все той же Эдит Хед! Мне очень хотелось в Париж, и не просто Париж, а к определенному модельеру. Все, что я видела из работ молодого Юбера Живанши, приводило в восторг, он создавал свои костюмы и платья именно в том стиле, который так нравился и так шел мне!

Но как уговорить Эдит? Ссориться с ней совершенно ни к чему…

Я пошла на небольшую хитрость: приехав в Сан-Франциско, как кошечка, подластилась к ней, умоляя показать местные магазины и посоветовать, что именно купить для себя. Конечно, умная Эдит почувствовала подвох, но не устояла. Мы перемерили все, что только было возможно, от шуб до купальников. Вернее, мерила я, а Эдит давала советы, время от времени я интересовалась:

– А это пошло бы для Сабрины?

В конце концов она и сама пришла к мысли, что у меня неплохая фигура и можно просто купить готовую одежду, а не шить специально, студия будет только благодарна за экономию средств. У меня загорелись глаза:

– В Париже! – Видя, как поскучнела моя собеседница, умоляюще сложила руки: – Но ведь она приезжает из Парижа…

Следом вздохнула и Эдит:

– У кого вы будете там шить?

– У Юбера Живанши.

– Но ведь костюмер я.

– Я подберу одежду и приеду в ней, а вы здесь посмотрите – если что-то подойдет, то оставим, если нет – подскажете, чем заменить. Или сшить другое…

После магазинов мы отправились в кофейню и к концу посиделок уже окончательно подружились.

– Почему вы так привязаны к Живанши? Он, кажется, работает у Скьяпарелли?

– Нет, у него уже свой Дом. Только что открыл. Я видела его модели, они точь-в-точь такие, как я ношу сама.

С согласия Эдит Хед меня отправили в Париж покупать готовые платья для фильма. Было решено, что я приобрету их, как одежду для себя, а студия потом мне все оплатит.

Поездка совпадала с лондонской премьерой «Римских каникул», потому я торопилась сначала к маме, которая так и не решилась переехать в Америку, в Лондоне ей нравилось куда больше.

Вот тогда у меня и произошли две знаменательные встречи – с Мелом Феррером и с Юбером Живанши. Обе судьбоносные, потому что за Мела я в конце концов вышла замуж, а с Юбером подружилась на всю жизнь.

Это настоящий друг, готовый подставить плечо в трудную минуту, утешить, успокоить, защитить. Он такой же, как Грегори Пек, только моложе.

Когда я появилась в его ателье на рю Альфред де Виньи, Юбер решил, что пришла Кэтрин Хепберн, бывшая уже известной актрисой. Кстати, еще когда я только заключала договор на съемки в «Римских каникулах», руководство «Парамаунта» предложило сменить фамилию, чтобы не было путаницы, но я уперлась:

– Если им нужна я сама, то возьмут и с такой фамилией.

Казалось преступным отказываться от фамилии, под которой прожила столько лет, словно это означало отказ от отца. Думаю, мама была согласна, чтобы я стала Хеемстра.

Увидев меня, Юбер немало удивился, но улыбнулся так открыто и доброжелательно, что у меня отлегло от сердца. Он предложил посмотреть сначала готовую коллекцию, я выбрала белое платье, в котором Сабрина приходит на семейный вечер в день возвращения из Парижа, черное платье для коктейля с бантиками на плечах и костюм, в котором она приезжает. Ничего не пришлось подгонять, почти весь гардероб героини был готов!

Но на этом приятные минуты съемок закончились…

Это очередная красивая сказка про Золушку, но я такие всегда любила. Сабрина, дочь шофера, служащего у богатого американского семейства, влюблена в младшего из братьев этого семейства, довольно беспутного малого, любителя безделья, женщин и выпивки. Чтобы девушка не наделала глупостей, ее на два года отправляют учиться в Париж, откуда гадкий утенок возвращается прекрасным лебедем. И теперь уж тот самый беспутный малый влюблен в Сабрину, которую раньше совсем не замечал.

Семейство в ужасе, потому что Дэвид влюблен не на шутку и намерен разорвать помолвку с богатой наследницей, чтобы жениться на дочери шофера! И тогда на семейном совете решено, что отвлечь Сабрину от Дэвида должен старший брат Лайнус – бизнесмен, считающий, что любовь и подобные глупости не стоят того, чтобы на них тратить время. По сказочным законам оказывается, что Лайнус не такой уж сухарь и вполне достоин той самой любви, которая и вспыхивает между ним и Сабриной…

«Сабрина» могла бы стать настоящим подарком, искрометный юмор комедии Самюэля Тэйлора предполагал такую же игру, но все с первой минуты пошло наперекосяк. Для меня осталось загадкой, почему Билли Уайлдер, которому поручили снимать фильм, вдруг принялся кромсать текст. Сам Тэйлор, убедившись, что от его комедии остаются жалкие крохи, от работы над сценарием отказался, тогда ее поручили и без того очень занятому Эрнесту Леману. В результате большую часть текста писал сам Уайлдер, Леман правил, и все это уже во время съемок и по ночам, чтобы на рассвете в студийной машине сунуть отпечатанные листки с текстом в руки и попросить выучить немедленно.

Чаще всего мы не знали, что именно будем снимать завтра, учили текст на ходу, нервничали и злились.

Но даже не эта неорганизованность была самой тяжелой в нашей работе. Все никогда не бывает готово полностью, любые съемки – это множество нестыковок и проблем, бесконечные импровизации. Одно дело, если все происходит в обстановке взаимной симпатии и желания помочь друг другу, совсем другое, если с первого дня отношения на площадке искрят не от слишком сильной любви, а от вражды и почти ненависти.