Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов Страница 20

остался вне формируемой «системы», а он не только хотел в ней остаться, но и хотел бы возглавить! Во-вторых, Свенельд имел наследника, и поскольку сын его носил славянское имя (Лют), то это означало, что в среде славянской знати он имел родственников и на них мог опираться в борьбе за власть. Т. е. Свенельд отнюдь не был «сторонним варягом-наемником», он был уже давно «свой» и «укорененный», ему не нужно было обзаводиться наследником – он его уже имел.

Итак, Свенельд имеет все преимущества: он контролирует дружину и принимаем за своего в аристократических кланах; ему подчинен весь исполнительный аппарат и, что существенно, с его именем связано время княгини Ольги Мудрой, а это означает, что он мог рассчитывать на поддержку христианской общины в Киеве, которая уже была весьма многочисленна. Правда, Свенельд стар. Но именно возраст, думается, должен был принуждать его торопиться. Единственное препятствие то, что Ярополк пусть и формально, но считается главой всей Руси. Святославичи связаны с ним родственными узами. Свергнув Ярополка и провозгласив себя князем, Свенельд разрушил бы призрачное единство и был бы обречен начать войну. Святославичам никто не простил бы, если бы они смолчали в ответ на узурпацию власти в Киеве и на насилие, учиненное над старшим братом. Честь в те времена была весьма весомым аргументом в политике, а для юных удельных правителей – едва ли не единственной. В уделах, кроме того, не могли не понимать, что на захвате власти в Киеве узурпатор не остановится, что ему как минимум нужен будет контроль над всей протяженностью балто-черноморского транзита. Иначе говоря, ему нужна власть над всей Русью. Угроза для уделов была слишком явной, что неизбежно привело бы к созданию союза Святославичей против Свенельда.

Вряд ли складывающаяся ситуация не беспокоила князя Владимира и его дядю Добрыню, поскольку без власти над Новгородом выход на Балтику был невозможен. Уже в это время посадник Добрыня должен был озаботиться подготовкой к скорой войне. Очевидно, что аналогичным образом должны были поступать и в прочих уделах. На всем пространстве Руси ощутимо запахло большой войной. Но это ли могло испугать опытного воина? Или все же испугало? Позади была война с Византией – неудачная война, перемоловшая большую и лучшую часть войска вместе со Святославом. В конце концов, из всех воевод в живых остался только старый Свенельд – все прочие сложили головы на Балканах. В Киев возвратились ничтожные остатки. Возможно, их хватило бы, чтобы поддерживать власть в самом Киеве, но вряд ли их было достаточно для новой большой войны на всех направлениях Восточной Европы. И, таков уж удел всякого узурпатора, Свенельд не мог позволить себе неудачи и даже полу-удачи. Для него такие итоги первых столкновений стали бы гибельными. Он не может рисковать. Он должен действовать наверняка и непременно победоносно. А такая война требует очень больших средств, которые вряд ли после Второй Балканской войны и остановки торговли на Черном море были в Киеве. Такая война требует большой и отлично организованной армии, вряд ли она имелась в Киеве. Более чем вероятно, что Свенельд столкнулся и с дефицитом дружинников, и, прежде всего, с дефицитом командного состава. Для большой войны армию нужно было создавать заново. Возможно, Свенельд уцелел во всех войнах, в том числе и в последней, на Дунае, потому что был если не самым талантливым из святославовых военачальников, то, во всяком случае, самым умным. Не случайно же его отметила своим вниманием и доверием сама княгиня Ольга! Как бы ни поджимал воеводу возраст, но, надо полагать, он не стал изменять своей привычке все взвешивать и готовиться к вызовам судьбы самым основательным образом.

В течение последних четырех лет (или около того) Киев не имел надлежащего управления – вопрос о власти «завис» в связи со странной позицией Святослава, а при юном Ярополке неизбежно обострились схватки за власть между знатными кланами. И это при том, что торговые связи были нарушены и огромное количество людей осталось без привычного источника доходов. Положительно, Свенельду необходимо было основательно заняться делами внутри Киева. Видимо, делал он это умело. Обратим внимание – в Киеве не было восстаний. Нестор, верный своей методе возвеличивания дома Рюриковичей, просто обошел молчанием три таких сложных и напряженных года в истории Руси. Если бы только в Киеве было что-то, что можно было бы представить как бунт – этого уж Нестор не пропустил бы, ибо симпатий к Свенельду не испытывал, поскольку именно он вынудил бежать Владимира и Добрыню из Новгорода в последний год своей жизни. Вообще-то, Свенельд для летописца такого типа, каким являлся Нестор, т. е. не бесстрастного фиксатора событий, а именно историка, подбирающего и компонующего факты в соответствии с заданной концепцией, которая, в свою очередь является результатом глубокого осмысления исторической драматургии, представлял немалую проблему.

Сегодня, когда стремительно умножается необъятная по диапазону информация, и поток времени в лихорадочных ритмах несется со все большим и большим ускорением, когда мелькающие события скорее раздражают наше воображение и, не успевая уложиться в систему нашего внутреннего мира сменяются новыми подобными раздражителями, когда наш организм не успевает бездну фактов осмыслять и, в конце концов, даже перестает на них рефлексировать, живая память человека о прошлом сокращается до опасного минимума, до пределов собственной жизни, отдавая на откуп возможной исторической мистификации даже вчерашний день. Количество информации обратно пропорционально качеству знания, тем более, знания подлинного, онтологического. Нет времени для того, чтобы из бездны фактов выстроить осмысленную картину мира; нет времени, чтобы отделить «зерна от плевел», важное от второстепенного. В запредельных темпоритмах нашего века нет возможности взвесить факт, присвоить его через экоционально-качественное понимание и встроить в ту систему ценностей, которая именуется человеческой личностью. Индивидуальности так и не обретают качества личностей! Человек становится приставкой к искусственному информационному блоку, так и не обретает самодостаточную цельность в гармонии внутреннего мира и, как существо «ведомое», легко манипулируется сторонней силой. Он живет, скорее, в фантомах, нежели в реальности. Можно спорить, сколь много людей в средневековье (в том числе и русском) умело читать и писать, но несомненно то, что живая связь с прошлым в те времена находилась на несоизмеримо с днем сегодняшним высоком уровне! Предками гордились и знали всю сложную вязь межродственных отношений на протяжении, как минимум, четырех-пяти поколений. Это создавало подчас непреодолимое препятствие для сторонников вольного (умышленного) интерпретирования прошлого.

Нестор не мог быть совершенно свободен в писании своей «Повести временных лет» – события и люди конца X века еще жили в памяти его современников. Нестору целесообразно было бы представить Свенельда жестоким тираном,