Максут Алиханов-Аварский - Поход в Хиву (кавказских отрядов). 1873. Степь и оазис. Страница 20

Мы проводим здесь третий день, и вы себе представить не можете, что это за скука стоять в степи. [101]

Уже лучше двигаться!.. Выспался и затем не знаешь, что делать: все переговорено, все уже выдохлись. Покажется «Ананас», — и уже знаешь, который из его анекдотов будет повторен чуть не в сотый раз. И «Соловей» замолк, — ему уже не до песен: он принужден был бросить в степи своего изнуренного буцефала и идти пешком последние переходы. Взялся было за книгу, — задул сухой и жгучий южный ветер и поднял пыль, которая затмевала воздух и от которой нет возможности уберечься никаким покрывалом; она обезобразила все и всех и просто съела глаза. Оставалось одно, лежать с закрытым лицом под убогою тенью африканского шатра и прислушиваться к его однообразному трепетанью… Так прошли два дня.

Вчера, 1 мая, вздумали пускать боевые ракеты для практики молодых Лезгин и казаков, из которых состоит наша ракетная команда. Многим из нас, и мне в том числе, никогда не приходилось видеть полет этого снаряда, и потому мы с любопытством смотрели, как ракеты со змеиным шипением вылетали из станков и с треском разрывались далеко в стороне от взятого направления, благодаря сильному ветру…

Едва окончилось это развлечение, как неожиданно прибыл нарочный Киргиз из Киндерли и привез нам первую почту, с массой газет и писем. Благодаря этому, остальной день прошел почти незаметно. [102]

Колонны уже выступили отсюда в прежнем порядке. Через несколько часов тронемся и мы, но усилившийся ветер и пыль, вероятно, отравят весь сегодняшний переход.

Окончив это письмо, я приказал своему вестовому подать сургуч и свечу. Провозившись что-то долго в одном из вьючных сундуков, вестовой, как-то особенно ухмыляясь, поднес мне коробку и четыре фитиля вместо свечей… Стеарин растаял, а из отдельных сургучных палочек образовалась одна сплошная масса, и все это — внутри сундука, куда, конечно, не проникает солнце. Можете судить из этого, какая температура нас сопровождает. [103]

XII

В два с половиной дня мы углубились в степь еще на 135 верст и утром 3 мая прибыли в Алан. Последний пункт, как увидите, и сам по себе, и по своим историческим преданиям не лишен значительного интереса; но зато целый ряд предшествующих ему колодцев, Байлыр, Кызыл-Агыр, Байчагыр и Табын-Су, только верные копии с каких-нибудь Ак-Мечетей, на более или менее значительном расстоянии друг от друга. Пустынный Уст-Юрт попрежнему стелется во все стороны, безбрежною, безмолвною и серою равниной без красок, как одна сплошная, сравнявшаяся могила. Ничто не напоминает о его прошлом, точно все минувшие века бесследно пронеслись над гробовым молчанием этого [104] обширного, заколдованного царства смерти. Потом, те же скучные и утомительные переезды от колодца к колодцу и спартанские ночлеги без крова и приюта; те же невыносимые зной и жажда, постоянные здесь, как вечность, как роковая неизбежность; наконец, тот же ежедневный вид колонн то прибывающих, то выступающих. Вся разница в том, что мы еще чаще меняли на этом пространстве минеральные воды, скверную на отвратительную или наоборот, и расстояние между ними оказывалось 30 верст вместо 70, если не обратно. Когда же, думаешь, мы выберемся из этого ада, который сушит, жжет, валит с ног, и только ночью дает слегка оправиться, собраться с силами для перенесения новых мук, новых испытаний!..

Ужасная глушь!… Я вношу в свою походную книжку чуть не каждую глыбу камня, встреченную на пути; Тем не менее, перелистывая ее страницы за последние дни, в которые мы сделали почти полтораста верст, я нахожу одни крайне не интересные заметки о том, когда мы выступили, когда настигли такую-то колонну и где ночевали с тою или другою из них. Около Байлыра мы встретили небольшое степное кладбище Бай, с почерневшими от времени намогильными камнями; это единственный признак человеческой жизни, когда-либо бывшей на огромном пространстве от Бусага до Алана.

Верстах в двух от последнего колодца Табын-Су дорога вступает в район песчаных [105] холмов, с редкими саксауловыми кустами, и тянется в этой обстановке на несколько часов езды. Вода в этих колодцах особенно памятна по своему гадкому, совершенно соленому вкусу. Судя по ее безразличному действию на всех, не исключая лошадей верблюдов, нужно думать, что она могла бы успешно заменить в медицине самые сильные слабительные средства.

Едва мы прибыли к этим колодцам, из запоздавшей несколько арриергардной сотни прискакал всадник с известием, что в стороне от дороги показалась какая-то большая партия людей с табуном, и что завидя ее сотня сбросила на дороге все свои тяжести и поскакала на добычу. Начальник отряда тотчас же нарядил туда еще сотню из лагеря. С нею вместе и мы вскочили на нерасседланных еще коней и полетели по указанному направлению, несколько южнее нашей дороги. Уже темнело, когда арриергардная сотня приблизилась ко мнимой партии и… едва не сделалась жертвой своей ошибки; ее встретил готовый к бою и чуть не залпом наш же авангард, в свою очередь введенный в заблуждение. С обеих сторон последовало, конечно, полнейшее разочарование. Подполковник С. вышел из Байчагара ранее нас и, сойдя с караванной дороги, взял южнее и направился прямо на Иттибай чрез колодезь Мендали. Его-то колонну на бивуаке, оказалось, арриергард принял за враждебную партию. Наша вспомогательная сотня была не более счастлива: [106] бесплодно порыскав по степи несколько часов и загнав бедных лошадей, мы не нашли даже своего авангарда и поздно ночью торжественно вернулись в Табын-Су. Эта вечерняя прогулка после целого дня, проведенного на коне, привела нас в такое состояние, что просто животы подводило от голоду; между тем, по обыкновению, в Табын-Су нас ждал ужин, состоявший из одного чая с солдатскими сухарями…

Проводники наши, посланные вперед для осмотра колодцев, завидели около Табын-Су несколько хивинских Киргизов с верблюдами и лошадьми. Те пустились было бежать, но наши настигли их и привели к начальнику отряда трех Киргизов, пять лошадей и семь верблюдов. Эти пленные подвернулись весьма кстати, так как от них мы получили первое известие об Оренбургском отряде; по словам пойманных, дней пять тому назад отряд генерала Веревкина стоял на западном берегу Аральского моря, у мыса Ургу-Мурун, и дня два тому назад они же видели в степи посланных этого генерала, развозивших его успокоительные прокламации, обращенные к кочевому населению. Пленные Киргизы, как знатоки местности, могут принести нам немалую пользу и потому им обещаны полная безопасность и денежное вознаграждение под условием их службы в качестве наших проводников. Двое из них уже отправлены вперед за точными сведениями о направлении движения Оренбургцев. [107]