Карин Мюллер - Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой Страница 20

Он давно уже облысел, но зубы пока на месте, хоть и много металлических. Зрение осталось превосходным, как прежде, но вот со слухом непорядок. Роберто встает у правого уха, прикладывает руку ко рту и кричит очень громко, при этом умудряясь говорить почтительно.

Когда Накамура-сан доволен, он издает звук, похожий на скрип ржавых дверных петель. Как бы громко мы ни кричали, он отвечает лишь Роберто. Его рассказ — это разрозненные мысли, отражение внутреннего потока давнишних воспоминаний. Все стоят и почтительно слушают.

«В двадцать один год я служил в войсках спецназначения, — вспоминает он. — Шла война с китайцами. Меня ранили в живот. Я дважды воевал за свою страну, а должен был пять раз. Но они увидели как хорошо я управляюсь с мечом, и приказали остаться в тылу и обучать остальных».

После Второй мировой Накамура-сан стал риэлтором. Японцам долгое время приходилось очень тяжело. Накамура вдумчиво сжимает трость. «Но даже после войны жизнь в Японии была лучше, чем сейчас. Сегодняшние молодые люди живут, как американцы, — они перестали быть японцами».

Я тихонько прячу банку диетической колы за ножкой стола.

«Они играют в футбол, бейсбол, гольф — просто так, для развлечения. Когда им учиться тому, чему следует, то есть тяжелому труду, дисциплине? Будь моя воля, — говорит Накамура, — я бы призывал в армию всех в возрасте двадцати лет. Тогда бы они поняли, что центром всего является император. Они бы узнали, что такое преданность, и научились уважать старших».

«И женщин тоже?» — не подумав, спрашиваю я и пытаюсь представить Дзюнко в военной форме.

«Женщин?» — Он замолкает. Я застала его врасплох. «Обязанность мужчины — защищать свою семью и родину. Женщины же должны сидеть дома и заниматься домашними делами. Они должны служить мужу, как он служит императору. У женщин, — тут он впервые смотрит в мою сторону, — не должно быть своего мнения».

Его дочь качает головой. «У женщин должно быть свое место в обществе», — возражает она, но негромко, чтобы он не услышал.

«А что думает Накамура-сан о своем зяте?» — тихо спрашиваю я Роберто. Он улыбается, но переводит мой вопрос.

Накамура издает ржавый довольный скрип. «В сравнении с японской молодежью Роберто явно выигрывает. Он похож на японца старой школы. За что бы он ни взялся, все делает как можно лучше. Учится сам и не просит о помощи. Он во всем преуспевает…»

Тут Накамура останавливается, замолкает и сердито добавляет: «Но он делает и много плохого».

Я навостряю уши: «Например».

«Он думает только о мечах. После ужина сразу бежит к своим мечам и никогда не моет посуду и не прибирается».

Не слишком большая провинность. «А еще?»

«Он должен больше тренироваться и усерднее учиться. Обычному человеку требуется десять лет, чтобы постигнуть то, чему Роберто научился за два. Поэтому он во всем должен быть лучшим. И еще, — сурово добавляет Накамура, — он должен раньше вставать на тренировку — в пять утра».

«Хотя обычно, — тихо добавляет Роберто, — я всю ночь не сплю, полируя для него мечи».

«На какую тренировку?» — вопрошаю я.

«Иайдо[23], — поясняет Роберто. — Искусство обращения с мечом. Хочешь посмотреть?»

Иайдо — это японское искусство мгновенного обнажения меча. Здесь все не так, как показывают в голливудских фильмах- никто не размахивает звенящими клинками, причиняя множественные раны и чуть не снося друг другу голову. Иайдо больше напоминает дуэль. Сперва двое бесстрастно взирают друг на друга. Затем выхватывают мечи. Удар — и тот, кто оказался быстрее, отступает, а промедливший падает замертво. Все знают о хваленом самурайском кодексе чести, но в реальности воинам нередко приходилось отражать нападение, что называется, со спины. Поэтому иайдо учит прежде всего умению обнажать меч в любом положении, в том числе сидя и преклонив колена в молитве.

Иайдо преследует одну цель: обнажая меч, свести движения к минимуму и ударить как можно скорее. Для этого одно и то же движение следует повторять по 500 раз в день. Практикующим иайдо, должно быть, бывает очень одиноко!

Само собой разумеется, иайдо не слишком популярно среди японской молодежи. Но были времена, когда без иайдо самураю было не выжить — как на Диком Западе, главное вовремя выхватить оружие. Из всех видов боевых искусств иайдо ближе всего к бусидо*. Роберто изучает его уже несколько лет.

Роберто советуется с Накамура-сан, делает несколько звонков — и мы идем. Он помогает тестю подняться на ноги и встает напротив его трости. У двери Роберто берет его тапки и аккуратно надевает ему на ноги. Накамура шаркает по узкой тропинке. Вдвоем здесь не пройти, поэтому Роберто неуклюже семенит сзади, на расстоянии полушага, крепко придерживая тестя под руку.

Доходим до машины. Роберто открывает дверь и берет у тестя палку. Когда Накамура-сан наклоняется, чтобы сесть в машину, Роберто заботливо подстраховывает его лысую голову, чтобы старик не ударился о крышу. В этом маленьком необязательном жесте выразилось все истинное отношение Роберто: он любит старика.

Усадив Накамура-сан в спортивном зале, Роберто приносит тяжелый мешок весьма подозрительного вида — как будто внутри зашит труп. Если подумать, не такое уж невероятное предположение когда-то мечи испытывали на телах живых или казненных преступников. Результаты «теста» вырезали на рукояти. Многие знаменитые мечи до сих пор щеголяют надписями вроде «шесть ног» или «три туловища» — это только самые острые. В наши дни вместо трупов используют свернутые в рулон мокрые татами, передающие характерную плотность человеческого мяса и кости.

Накамура пристегивает меч и медленно, с усилием волоча ноги, подходит к первому коврику. Почти как по волшебству меч вдруг оказывается в его руке, и татами падает набок 100000 ударов — единственное движение, отточенное за 80 лет беспрестанных повторений. Накамура опускает меч и шаркающей походкой двигается к следующему коврику.

Наконец приходит очередь Роберто. Он кланяется тестю, встает неподвижно, замедляет дыхание и успокаивает ум. Затем резко выскакивает вперед и с воплем наносит 3 удара. Лезвие и ноги двигаются с такой скоростью, что сливаются в сплошное пятно. Татами падает. Отступив назад, Роберто оборачивается к наставнику, убирает меч в ножны, поднимает его и низко кланяется.

Накамура улыбается.

Мы собираем вещи перед уходом, и тут Накамура впервые обращается ко мне. «Единственное, что не изменилось за эти девяносто лет, — говорит он, — это путь меча».

И он уходит прочь, опершись о руку Роберто, — старик, отвоевавший 2 войны за императора, и молодой парень из чужой страны, которому однажды суждено продолжить его род. И я думаю, что Накамура-сан не прав. Перемены и здесь налицо.