Валерий Чумаков - Русский капитал. От Демидовых до Нобелей Страница 20

В 1851 году в дело на правах пайщиков вошли два сына Петра Ильича Сорокоумовского – 36-летний Павел и 20-летний Дмитрий. В 1853 году Петр Ильич умер, и братья вступили в полное и равноправное управление фирмой. Впрочем, вместе они управляли недолго и уже через шесть лет по обоюдному согласию разделили отцовскую компанию. В том же году в дело вступил и вернувшийся из-за границы, получивший прекрасное европейское образование, свободно владевший четырьмя языками старший сын Павла Петровича – 17-летний Петр Павлович.

По прибытии в Первопрестольную он сразу включился в работу и вскоре стал одним из главных действующих лиц меховой компании. Теперь Сорокоумовские не только торговали в России и закупали меха для заграничных заказчиков, но и сами начали выходить на международную арену. Ни одна Лейпцигская, Лондонская или Парижская меховая ярмарка не проходила без их участия.

В 1869 году фирма получила статус полного товарищества и стала называться «Торговый дом “Павелъ Сорокоумовскiй съ Сыновьями”». Однако к тому времени главным в фирме уже был Петр Павлович.

Усадьба

В 1879 году Сорокоумовские переехали в новый дом. Сейчас адрес звучит так: Москва, Леонтьевский переулок, 4. А в конце XIX – начале XX века на конвертах с корреспонденцией писали просто: «Москва, Петр Сорокоумовский, собственный дом».

Петр Ильич Сорокоумовский (1777–1853)

Первым хозяином усадьбы был петровский фаворит князь Григорий Мещерский. В те времена бывшие бояре, а ныне – князья и графы, строили городские усадьбы таким образом, что фасад здания был обращен внутрь дома, в парк или на парадный двор, так сказать, для внутреннего пользования, а на улицу выходила обычно одна из боковых стен. Желая сделать российские города более нарядными, царь Петр издал специальный указ, в соответствии с которым строить следовало иначе: фасадом на улицу и всем остальным – внутрь.

Однако, пока указ утверждал Сенат, пока его доводили до местных властей, пока государственная машина раскачивалась, князь Григорий подсуетился и успел выстроить себе в Москве палаты на старинный манер.

Петр Павлович Сорокоумовский (1842–1922),  старший сын Павла Петровича Сорокоумовского

После Мещерских особняк находился во владении графа Салтыкова, затем князя Багратиона, а позже князя Ржевского, который перед самой войной 1812 года продал его князю Долгорукому. И весьма своевременно, потому что во время пожара дом сильно пострадал и князь был вынужден продать его по дешевке капитану лейб-гвардии Семеновского полка Николаю Волкову. Тот купленную усадьбу привел в порядок, отремонтировал дом, пристроил к парадному крыльцу портик с двенадцатью парными дорическими колоннами, провел витые лестницы и украсил потолки изящной лепниной. В таком виде он и был впоследствии продан наследниками капитана московскому генерал-губернатору графу Арсению Андреевичу Закревскому.

Император Николай I в 1848 году, назначив Закревского в Москву генерал-губернатором вместо либерального князя Алексея Щербатова, в напутствие сказал ему: «Надеюсь, что ты подтянешь Москву». И новый градоначальник «подтянул» ее так, что все просто взвыли. За короткое время он успел поссориться и с дворянством, и с купечеством, и с местным самоуправлением, опутать всю Москву сетью шпионства и доносительства, а его проекты относительно «пресечения скопления в Москве неблагонадежных элементов» грозили подорвать весь торговый и экономический потенциал второй российской столицы.

Пока граф Закревский со всей страстью занимался руководящей работой, его жена Аграфена Федоровна и дочь Лидия устроили в доме самый настоящий салон. Жена, получившая за красоту и смуглую кожу титул «Медная Венера», как и дочь, вовсе не отличалась строгостью нравов: обе, пользуясь занятостью мужа и отца, крутили романы налево и направо. Среди страстных поклонников Аграфены Федоровны был в свое время даже А. С. Пушкин, посвятивший ей четыре стихотворения: «Портрет», «Наперсник», «Когда твои младые лета» и «Счастлив, кто избран своенравно». Младшая Закревская была не так разборчива в связях: по Москве ходили слухи, что она предавалась любовным утехам даже с симпатичным часовщиком, приходившим завести часы в генеральском доме.

В 1859 году генерал Закревский был отправлен в отставку, а в 1879 году, после смерти 80-летней Аграфены Закревской, дом был выкуплен Петром Павловичем Сорокоумовским и, как это было заведено у купцов, записан на его супругу Надежду Владимировну, урожденную Пигову. Новый хозяин произвел в доме перепланировку, повесил везде великолепные венецианские люстры и украсил стены полотнами известных художников. Среди последних явное предпочтение отдавалось Айвазовскому, хотя были и Тропинин, и Левитан, и другие.

Забегая вперед, скажем, что сейчас в этом доме, отданном в конце 1940-х годов в ведение Управления делами дипломатического корпуса, располагается посольство Греции. И вход в него для простого нашего соотечественника теперь заказан. Хотя там есть на что посмотреть: по-прежнему венецианские люстры висят и стены до сих пор украшают купленные Сорокоумовскими картины.

Посольство Греции располагается в Леонтьевском переулке, в бывшей усадьбе Сорокоумовских

Страсти Павла

Однако меховой бизнес прельщал вовсе не всех Сорокоумовских. Например, Павел Павлович ко всем этим соболям, песцам и лисам был не то чтобы безразличен, но уж точно не считал главным делом своей жизни. Купив дом 10 по тому же Леонтьевскому переулку, он занялся тем, к чему чувствовал наибольшую тягу, – меценатством. Один из организаторов Московского отделения Императорского Русского музыкального общества, он страстно любил оперу. Во время первого своего визита в Лондон Павел Павлович посетил Королевскую оперу более 40 раз; 13 раз слушал Чири Нельсон, 9 раз – Аделину Патти, столько же – Албани и 13 раз – «Лоэнгрина» Вагнера. Вагнер вообще был его любимым композитором. Когда, находясь в Берлине, Сорокоумовский случайно узнал, что Вагнер находится в стесненных обстоятельствах, Павел Павлович не замедлил полностью профинансировать несколько концертов великого мастера.

После перестройки здания Московской консерватории Павел Павлович подарил ей бронзовый бюст Вагнера на мраморном постаменте с табличкой, на которой было выгравировано имя дарителя. Впоследствии, при советской власти, партийная организация консерватории пыталась выковырять табличку из мрамора, однако эта затея не удалась, а выбрасывать постамент было жалко – и его развернули «лицом» к стене. Однако любопытные студенты все равно докапывались до таблички и потом долго гадали: кто же это был такой, Павел Сорокоумовский, и чем он был так опасен, что руководство даже имени его боится? Кстати, довольно значительную сумму денег на перестройку консерватории выделили именно Сорокоумовские.