Леон Дегрелль - Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС Страница 21

Наш взвод саперов расположился в центре этой затерянной лагуны, образуя линию огневых точек, из них наши пулеметы держали течение Донца под огнем. Эти парни, испачканные грязью, прожаренные жарой, стали черными как кроты. Мириады мошкары пожирали их.

Днем было невозможно подойти к их укреплениям. Мне удалось это однажды в обед, только бросившись сломя голову под носом у русских. Я это сделал только для того, чтобы придать уверенности нашим связным. Но огонь был таким адским, что больше никто не пытался рисковать.

Надо было ограничить связь ночным временем. Тогда несколько добровольцев, нагруженных мешками с хлебом, отваживались пробираться к этим болотным позициям. Местность каждое мгновение освещалась осветительными ракетами и обстреливалась.

Люди падали на колени. Часто сухой хлеб был мокрым от крови какого-нибудь носильщика, которого приводили обратно, желтого, с растерянными глазами, держащегося за живот…

Южнее этой полосы болот, тростника и орешника находились ненужные пастбища, затем обработанные поля деревни.

Ночью наши патрули доходили до опушки рощи, до самого течения реки. Незадолго до восхода солнца они отступали, иначе им в течение пятнадцати часов приходилось бы притворяться мертвыми. Пройти двадцать метров от одной избы до другой неизбежно означало рисковать головой. К этой деревне спускался большой холм, совершенно голый.

Несмотря на бои, крестьяне продолжали обрабатывать землю. Между Донцом и поселком, то есть между врагом и нами, простиралась двухсотметровая полоса жирной, исключительно плодородной земли. Украинки не хотели потерять свой урожай. Мы позволили им ходить на свои поля и сенокосы. Русские, как и мы, не мешали этому простому деревенскому труду.

Между двумя линиями пулеметных точек пятьдесят женщин бродили на черноземных полях или ворошили сено. Это было развлечением для нас. Когда красивая, высокая девушка наклоняется и распрямляется, – это всегда очаровательное зрелище. Мы следили за игрой этих бедер, мы слышали эти певучие голоса, мы были внутренне рады, но пальцы держали на спусковых крючках.

Вечером темень спускалась около девяти часов. Но надо было остерегаться последних лучей, что вырисовывали силуэты на склоне. В десять часов наши бойцы пробирались к передовым постам у реки. Ходы сообщения проходили под сараями, извивались среди жирных земель.

Русские использовали различные приемы, чтобы осветить местность. Они пускали в небо ракеты. Это был красивый фейерверк. Но они не могли пускать ракеты каждые тридцать секунд на всем секторе. Тогда они применили намного более простую систему. Они стреляли зажигательными пулями в одну-две избы, пока они не вспыхивали. Тогда до самого утра деревня сверкала, как зеркало на солнце.

Эти факелы полностью освещали теплые и светлые ночи. Чтобы продвигаться, мы должны были медленно ползти вдоль изгородей, в то время как над нашими головами пули расщепляли доски или бросали нам в лица комья земли.

Наши солдаты располагались рядом с плотиной по два-три человека в ста метрах от иллюминации. Они все зависели от нашей помощи, и иногда им приходилось туго. Я пробирался к ним от окопа к окопу, чтобы поддержать их дух. Затем я проползал до воды, прислушиваясь к малейшему шуму с той стороны, с другого берега. Я часто слышал русских, переговаривавшихся вполголоса, в двадцати метрах и не подозревавших, что, лежа на песке, за ними следил человек…

Однажды вечером на командный пункт пришел полковой священник, чтобы отслужить молебен.

Это было здорово. Телефонисты, повара и связисты были счастливы. Но не они нуждались больше всех в духовном заряде. Я предложил славному кюре проследовать за мной на передовую.

Он провел ночь, ползая по траншеям. Пули, которые щелкали вокруг нас, произвели на него ужасное впечатление. Он прятался в окопе, и мне приходилось возвращаться за ним.

– Господин священник, вы верите в рай или нет?

– Да…

– Тогда почему вас так пугают пути туда?

Добрый малый говорил, что не особенно увлекается небесными путешествиями, и опять принимался ползти за мной по пятам.

Разрывы плясали вокруг нас. Надо было буквально сливаться с землей. Пули взрывали землю. Наконец мы дошли до маленьких укрытий наблюдателей. Я взял пулемет у друзей, которые исповедовались и причащались за моей спиной. Я старался ничего не слышать, когда открывались тяжкие грехи. Затем мы опять отправлялись в путь к другому гнезду, к другому окопу, к какой-нибудь грязной голове, преображенной и закамуфлированной белой крапивой в нескольких десятках метрах от большевиков.

Несчастный священник был на исходе сил от усталости и волнения. Раз десять нас чуть было не убили. В два часа ночи я опять отвел его на вершину холма. И как раз вовремя. Уже светало. Капеллан был весь в мыле, изливая небу свои чувства и благодарности: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!» – неустанно повторял он.

Наверное, святые, дежурившие в ту ночь, улыбались там, наверху, на наблюдательных постах рая.

Два раза патрули добровольцев покидали наши окопы ночью, форсировали Донец и, нагруженные взрывчаткой, шли на многие километры за русской обороной, минировали железную дорогу, по которой им подвозили боеприпасы.

Мы догадывались, что русские тоже совершали в нашем расположении подобные рейды. Напрасно наши посты старались их выследить. Они были слишком удалены друг от друга, и между ними можно было легко проскользнуть. Однажды ночью я убедился в этом.

Я был назначен офицером-адъютантом и должен был следить за связью. Был час ночи. С одним из моих людей я пытался добраться до южной точки нашего сектора.

Надо было пересечь около двух километров раскорчеванного участка и голых холмов, разделенных маленькой балкой и рощицей. Русские без перерыва стреляли осветительными ракетами. Когда одна из них догорела, я сказал своему спутнику:

– Жди здесь. Я побегу к деревьям. Если это получится, ты последуешь за мной походным аллюром.

Я бросился вперед и как вихрь влетел на опушку леса.

Там я не мог сдержать крика. Метров тридцать я катился до подножия другого холма. Я физически ощущал присутствие людей там, где начиналась темная листва. Я уверенно отреагировал, когда был в десяти-двадцати сантиметрах от многих тел. Я чувствовал их каждой частицей своего тела. Как пружина я выскочил вперед в сумасшедшем прыжке.

После длинного обхода я вернулся к своему товарищу. Я рассказал об этом случае в штабе, но мне не поверили. Тем не менее я был уверен, всеми наэлектризованными клетками я чувствовал этих людей в засаде, более уверенно, чем если бы я их видел или дотронулся до них. Через два дня я трагическим образом убедился в своей правоте.

В ту ночь дозор из четырех солдат первой роты провел такой же рейд, но в другом направлении. Наши парни неизбежно должны были пройти через край той рощицы.

В тот момент, когда они дошли до него, с десяток русских набросились на них с одеялами, накидками или плащ-палатками. Одному из наших солдат, которого русские схватили за волосы, удалось вырваться из западни, но он с такой силой рванулся из схвативших его рук, что был ужасно скальпирован. Как бешеный он примчался к нам и рухнул без сил возле одного из наших постов с окровавленным черепом и лицом. Напрасно другие, попавшие в западню, старались сопротивляться. Русские уволокли их к Донцу.

Мы слышали их крики. В воде они старались освободиться и громко вопили. Но большевиков было в три-четыре раза больше, и они добрались до другого берега.

В плену на той стороне реки наши несчастные по-прежнему кричали. Должно быть, их сильно били, но они не прекращали звать на помощь. Потом голоса удалились, стихли…

Маленькая трагедия среди тысяч других в одну фронтовую ночь… Уже тихий Донец опять спокойно катил свои на мгновение потревоженные, поблескивающие лунным светом воды…

И белая ракета, богиня смерти, взвилась в черное гладкое небо…

В сторону Азии

В мае 1942 года развернулось сражение на линии Донец – Харьков, и уничтожение сил Тимошенко завершилось.

В июне 1942 года был нанесен второй мощный удар, который должен был рассечь русский фронт надвое: немецкие армии двинулись на Воронеж и, овладев городом, форсировали Дон и оборудовали плацдарм на левом берегу реки. Ближе к нам также был форсирован Донец, и войска достигли Купянска. Наш фронт определился с другой стороны реки. Пробиваясь через густые огненные пески, мы за два дня окружили Изюм. Таким образом, была подготовлена база для общего наступления.

Дивизии, которые должны были быть брошены в степи, были отведены в тыл на несколько дней отдыха (единственная неделя передышки, которую мы когда-либо имели на Восточном фронте). В два перехода мы добрались до нашей деревни, места нашего отпуска, наших каникул, в тридцати километрах к северо-западу от Славянска.