Иван Беляев - Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева Страница 21

Но мой командир вцепился в меня обеими руками. Тогда как прочие адъютанты несли лишь канцелярскую службу или красовались в строю, я остался заведовать новобранцами – самая крупная строевая работа в батарее. Я уже блестяще сдал новобранцев во 2-й бригаде, где на смотру их нашли лучшими. Инструктора, привезенные Андреевым из 3-й бригады, оказались отличными, особенно старший, фейерверкер[51] Мароресков, жестоко лупивший новобранцев ремешком, но смягчавшийся под моим влиянием. От брата Володи я перенял его умение ладить с солдатами, и они сразу увидели во мне своего родного человека, отстаивавшего их от жестокого обращения старшего и безжалостного командира; я заслужил их обожание, и они своей безукоризненной подготовкой побили все рекорды.

Адъютантская работа меня не обременяла. Благодушный Кармин не придирался к мелочам. Подписывая бумаги, он неизменно повторял фразу Фамусова:

«Чтоб много их не накопилось, обычай мой такой —Подписано и с плеч долой!»

Старшим писарем в дивизионном управлении был у меня исключительно талантливый Подчищаев, самая фамилия которого говорит за его искусство. Штаб-трубачом был красавец хохол, который только и делал, что «кохал свой черный ус», лежа на постели, но был хороший трубач и наездник.

Басков тоже получил новобранцев и делопроизводство, а потом хозяйство, но ему было невыносимо под гнетом Мрозовского. Тот никогда ничем не был доволен, вымещал свою желчь на подчиненных, требуя невозможного, и тиранил солдат, чтоб выжать больше с офицера.

– Вы не могли отдать этому мерзавцу такого идиотского приказания.

Это был его любимый метод. Наказывая подчиненного за его офицера, он выжимал из него полное напряжение сил.

Жили мы по-старому на нашей уютной квартирке на Заротной улице и ездили на службу вместе. О нашей дружбе все знали, даже солдаты бригады, но она никому не колола глаза. Мы все-таки еще дичились офицеров бригады, между которыми были и «снобы», и представители «золотой молодежи», и любители кутежей. Они очень гордились своим белым кантом, который ставил их в уровень со старейшими полками гвардии. Но вскоре и здесь у меня завелись добрые друзья, которые помаленьку втянули нас в свою семью. Бригадой все еще командовал мой отец. Он и здесь внушил к себе уважение своей настойчивой, но разумной строгостью, благородным отношением к подчиненным и умением держать себя с высшим начальством и иностранными посетителями – бывали у нас и японцы, и немцы, и французы, и англичане. Он был очень рад моему переводу к нему в бригаду, это разом сгладило все его неудовольствия, порожденные моим нежеланием переехать к нему. В конце года в дивизион был назначен в качестве младшего врача мой брат Кока Стефанович[52]. Нам уже стало совсем уютно, академию он кончил первым, был знающий, скромный и работоспособный врач, но большой франт и любитель верховой езды. Быстро он сошелся со всеми на ты и, когда мы вышли в лагерь, стал общим любимцем.

– Доктор! Куда? – лукаво спрашивали его, видя поспешно шедшим на платформу. – В Тайцы? Кто у вас там завелся?

– Тр-р-р!.. Секрет, – отвечал он, исчезая.

Раз он подошел ко мне совершенно расстроенный.

– В чем дело?

– А вот я тебе расскажу, – он снял очки и устремил на меня взгляд своих ясных голубых глаз. – Только ты дай мне слово, что исполнишь одну мою просьбу!

– Ладно, вываливай свои секреты!

– Ну хорошо. Ты ведь знаешь Мрозовского. Вчера за завтраком он при всех начал рассказывать, как в Уяздовском госпитале его приятелю вместо больного глаза вынули здоровый. Рассказывал с обычной иронией, заставив всех смеяться. Я густо покраснел и пытался опровергнуть рассказ, но он продолжал: «Ведь вы знаете оператора, он ваш товарищ по Академии!»

– Ну!

– Ну, а теперь зовет меня к себе и говорит: «Вы знаете, доктор, у меня ангина. Так я попрошу вас смазать мне горло».

– И что же?

– Теперь я не знаю, что делать. Ведь ты только пойми, что значит лезть в пасть этому крокодилу!.. А если у меня задрожит рука и я ткну ему кисть с танином не туда, куда надо, так ведь он сдохнет.

– Ну так что же?

– Теперь вот мне надо попробовать это сперва на ком-нибудь другом… Ваня, родной, дай мне свое горло, я уж так попробую, без танина, сухой кисточкой…

Что было делать? Слово не воробей. Раз дано, надо исполнить обязательно.

– Ну, так и быть, мажь! А завтра мне командовать батальоном…

После этой смазки я чихал и кашлял около получасу – и все напрасно! Когда в назначенный час доктор, вооруженный всеми орудиями пытки, показался на пороге, Мрозовский махнул ему рукой.

– Не надо! Вы еще мне засунете это в дыхательное горло.

– Вот негодяй, – бормотал доктор, возвращаясь домой.

– Ну, как? Смазал? – все офицеры обступили его, засыпая вопросами. – Разыграли басню про Журавля и Волка в лицах? Не откусил он тебе носа?

Доктор сокрушенно мотал головою.

– Ну, Ваня! Выходит, я тебя мучил понапрасну. Отказался, чтоб ему… не верит мне как врачу! Говорит, что после опыта в Уяздовском госпитале он уже не верит в медицину.

– Ну что же? В следующий раз смазывай мне какое-нибудь другое место, а горла больше не дам.

Мне было уже 26 лет, но я умер бы со стыда, если б кто-нибудь захватил меня в разговоре с барышней или в попытке с ней познакомиться. Однако я уже чувствовал, что к этому идет. После выхода в офицеры я вынужден был носить очки. Теперь я купил красивое пенсне с золотым ободком и потихоньку надевал его, чтоб привыкнуть носить при всяких условиях, но пустил его в ход, лишь когда сел на пароход, уходивший вверх по Неве.

В Петрозаводск я прибыл позднее других командированных офицеров, которые тотчас разъехались по своим уездам.

Я явился к губернатору Левашову, вице-губернатору Старынкевичу (бывшему гвардии конноартиллеристу), зашел в присутствие за маршрутами. Вернувшись в гостиницу, где думал провести ночь, услышал стук в дверь. На пороге стояли два прилично одетых штатских.

– Господин поручик, позвольте представиться: Волконский, чиновник особых поручений при губернаторе. Фрейганг, мой ста ринный друг и однокашник по правоведению, абориген «мест не столь отдаленных», как официально называются наши Палестины. Гвардейский офицер из Петербурга – это такая диковинка, что мы решили завладеть вами. Моя жена давно уже не видала здесь людей, кроме Фрейганга и Туркестанова.

– Покорно благодарю. Когда прикажете?

– Ровно в шесть часов. Мы ждем вас к обеду.

С давних пор семья бабушки находилась в тесной дружбе с семьей Вольфов, своих дальних родственников. Оба старших брата были дипломаты; младший, Александр Иванович, служил также в Министерстве иностранных дел, но на низших должностях. Обе сестры были интимными подругами бабушки.