Майкл Джексон - Moonwalk, или Лунная походка: Майкл Джексон о себе Страница 21

Мистер Алексенберг, безусловно, привык общаться с музыкантами, хотя я уверен, что в кругу своих деловых друзей, говоря о музыкантах, не жалел эпитетов, как и сами музыканты, когда обмениваются впечатлениями в своем кругу. Мы же с папой, когда речь заходила о музыкальном бизнесе, были настроены на одну волну. Люди, создающие музыку, и торговцы пластинками — от природы не враги. Мне дорого то, что я делаю, не меньше чем классическому музыканту, и я хочу, чтобы моя музыка дошла до возможно более широкой аудитории. А производителей пластинок заботит, кто у них записывается, и они хотят выйти на максимально широкий рынок. Сидя в комнате правления Си-Би-Эс за прекрасно сервированным столом, мы сказали мистеру Алексенбергу, что в «Эпике» для нас делали все, что могли, но этого недостаточно. Мы чувствовали, что можем работать лучше, что стоит поставить на кон нашу репутацию.

Выйдя из небоскреба, известного под названием «Черная скала», мы с папой почти не разговаривали. По дороге в отель мы оба молчали — каждый думал о своем. Добавить к сказанному было почти нечего. Вся наша жизнь вела к этому важному противостоянию, как бы вежливо и открыто мы ни действовали. Возможно, сейчас, спустя годы, Рон Алексенберг и улыбнется, вспоминая тот день.

Когда происходила та встреча в главном здании Си-Би-Эс в Нью-Йорке, мне было всего девятнадцать лет. Для девятнадцатилетнего я нес тяжелую ношу. Мое семейство все больше и больше полагалось на меня в решении деловых и творческих вопросов, и я волновался, не будучи уверен, что правильно поступаю; зато у меня появилась возможность исполнить главное желание моей жизни — сыграть в фильме. По иронии судьбы, старые связи с «Мотауном», хоть и поздно, но принесли дивиденд.

Фирма «Мотаун» приобрела права на съемки бродвейского шоу «Волшебник», несмотря на то что мы покидали компанию. «Волшебник» был осовремененным, ориентированным на черных актеров вариантом великого и очень любимого мною фильма «Волшебник из страны Оз». Помню, когда я был маленьким, «Волшебника из страны Оз» показывали раз в год и всегда в воскресенье вечером. Сегодня дети и представить себе не могут, каким большим это было для нас событием, потому что они выросли в пору видеокассет и большого количества программ кабельного телевидения.

Видел я и бродвейское шоу, которое провалом, безусловно, не назовешь. Клянусь, я смотрел его шесть или семь раз. Позже я подружился со звездой шоу Стефанией Миллз, бродвейской Дороти. Я сказал ей тогда, что считаю трагедией то, что ее игра в этой пьесе не запечатлена на пленку. Хоть я и очень люблю бродвейскую сцену, но выступать на ней я бы не хотел. Когда выступаешь — записываешься ли на пластинку или участвуешь в фильме, — хочется знать, как ты это сделал, определить свой уровень и попытаться его улучшить. Если вещь не отснята и не записана — это сделать невозможно. Мне грустно думать, что мы никогда не увидим великих актеров, за возможность посмотреть игру которых мы отдали бы все, поскольку их не могли записать или просто не записали.

Если бы я все-таки соблазнился и вышел на сцену, мне скорее всего пришлось бы работать со Стефанией, — правда, она так трогательно играла, что я, наверное, расплакался бы прямо перед зрителями. «Мотаун» приобрел «Волшебника» по одной единственной причине и, как я считаю, вполне убедительной: из-за Дайаны Росс.

Дайана была близка с Берри Горди и хранила верность ему и «Мотауну», но и нас она не забыла, хотя на наших пластинках и стоял теперь знак другой фирмы. Мы поддерживали с ней связь, несмотря на все перемены, и она даже встречалась с нами в Лас-Вегасе, где дала несколько советов по ходу наших выступлений. Дайана собиралась играть роль Дороти, и, поскольку это была единственная распределенная роль, она уговаривала меня пойти попробоваться на прослушивании. Она заверила, что в «Мотауне» не будут препятствовать моему участию из желания досадить мне или моей семье. Она проследит за этим, если будет нужно, но не думает, чтобы это потребовалось.

И она все сделала. Берри Горди попросил меня согласиться прослушаться для участия в «Волшебнике». Я рад, что на это пошел, так как в процессе прослушивания я почувствовал страстное желание играть на сцене. Я сказал себе — вот чем я хочу при возможности заниматься, именно этим. Снимаясь в фильме, ты запечатлеваешь нечто неуловимое и останавливаешь время. Актеры, их игра, сюжет становятся достоянием людей всего мира на многие поколения, Только представьте себе, если бы у вас не было возможности посмотреть «Отважных капитанов» или «Убить пересмешника»! Создание фильмов — дело захватывающее. Работаешь командой и получаешь большое удовлетворение. Когда-нибудь — и скоро — я займусь всерьез созданием фильмов.

Я прослушался на роль Страшилы — мне казалось, эта роль больше всего мне подходит. Я слишком подвижен для Железного Дровосека и слишком легок для Льва, так что я поставил перед собой определенную задачу и попытался продумать и чтение текста, и танцы для этой роли. Когда режиссер Сидней Лумет пригласил меня на съемки, я был горд, по и немного испуган. Процесс создания фильма был для меня в новинку, и мне предстояло на многие месяцы расстаться с моими обязанностями перед семьей и перед музыкой. Я приезжал в Нью-Йорк, где мне предстояло сниматься, чтобы почувствовать атмосферу Гарлема, служащую фоном для сюжета «Волшебника», но никогда там не жил. Меня удивило, как быстро я привык к такому образу жизни. Мне нравилось встречаться с людьми, о которых я слышал на другом побережье, но которых собственными глазами никогда не видел.

Съемки в «Волшебнике» пошли мне на пользу во многих отношениях. Я чувствовал себя старым профессионалом в звукозаписи, но мир кино был абсолютно ново для меня. Я как можно внимательнее за всем наблюдал и многому научился.

В этот период моей жизни я сознательно и бессознательно нащупывал свой путь. Я чувствовал какое-то беспокойство и тревогу за свою дальнейшую судьбу теперь, когда стал взрослым. Я взвешивал возможности и готовился принять решения, которые могли иметь серьезные последствия. Съемки в «Волшебнике» были для меня большой школой. Кожа у меня во время съемок была все еще в ужасном состоянии, и я радовался возможности наложить грим. А гримироваться приходилось здорово. Шесть дней в неделю я гримировался по пять часов — по воскресеньям мы не снимались. Набив себе руку, я стал укладываться в четыре часа. Остальные, на кого тоже накладывали грим, поражались тому, что я высиживал так долго. Они ненавидели грим, мне же это доставляло удовольствие. Превращение в Страшилу было для меня самой чудесной штукой на свете. Мне хотелось стать кем-то другим и избавиться от своего образа. На съемки приходили дети, и мне доставляло огромное удовольствие играть с ними и изображать Страшилу.