Александр Конрад - Дневник Страница 21

49

В своем дневнике Конрад полностью опустил событие, произошедшее вечером 16 (29) июня. Вот что писал об этом Альбанов: «Вчера вечером два человека, фамилии их называть не буду, вызвались утром, часа в 4, отправиться на поиски дороги и попросили взять с собою, по обыкновению, на всякий случай сухарей. Это у нас всегда было принято делать для предосторожности. Утром я проснулся в половине четвертого и разбудил разведчиков, после чего опять заснул. Проснувшись к завтраку, я узнал, что разведчиков еще нет. В 12 часов дня я уже начал беспокоиться, и мы решили пойти по их следам на поиски…. Когда мы стали собираться на поиски, то они обнаружили очень неприятный сюрприз: оказалось, что разведчики взяли с собой пару лучших сапог Луняева, почти все теплые вещи, принадлежащие Максимову, мешок сухарей весом в 23 фунта, двустволку и все, около 200 штук, дробовые патроны. Я бросился к своему каяку и увидел, что они взяли еще дюжину коробок спичек, бинокль, единственный имеющийся у нас, очень полезный, так как при нем был маленький компасик, и запаянную жестяную банку с почтой и документами всех нас. Не забыли „разведчики" прихватить и единственные наши карманные часы, принадлежащие Смиренникову. Одним словом, наши товарищи снарядились основательно. Взяли они и мои очень хорошие лыжи, оставив мне взамен их ломаные. В общем, никто из нас не был обижен, никто не забыт. Не могу описать нашего негодования при этом открытии. Все порывались сейчас же бежать на лыжах в погоню за ворами, и если бы теперь их удалось настигнуть, то безусловно, они были бы убиты. Но я остановил пылких товарищей по несчастью. Остановил не потому, что жалел ушедших, а потому, что погоня была бы бесполезна».

Оставшимся пришлось бросить на льду палатку, каяк и нарты. Теперь они уже не могли, в случае необходимости, все вместе двигаться по чистой воде, поскольку два каяка не могли вместить восемь человек.

50

Судя по дневнику Альбанова, это событие произошло 26 июня. Кроме того, в записях Конрада нет даже упоминания о встрече с беглецами. Вот как описывает эту встречу Альбанов: «Увидев в одном месте три гаги, Луняев выстрелил в них, но промазал. В ответ на наш выстрел нам показалось, что мы слышим человеческий крик. Мы остолбенели от удивления… Не может быть! На этом пустынном острове и вдруг люди! Но крик повторился. Не могло быть сомнения, что это кричат люди. Присмотревшись внимательно своими больными глазами, мы увидели бегущего к нам с криком человека, махающего шапкой. Когда он приблизился к нам, мы узнали в нем одного из наших беглецов. Плача навзрыд, он просил у нас прощения, сознаваясь, что поступили они оба необдуманно и нехорошо. Лицо его выражало такое раскаяние и в то же время испуг, что на него было жалко смотреть. Мы переглянулись с Луняевым и, отойдя в сторону, стали советоваться, как поступить. Припомнились нам те неприятности, которые причинили нам эти люди своим побегом и своими покражами. Припомнились брошенные нарты и каяк, без которого нам теперь трудно будет обойтись. Припомнили ненужную покражу всех наших документов и одежды, все наше бешенство при этих открытиях, когда мы хотели сейчас же бежать, догнать и наказать преступников. Вспомнил я и свое обещание собственноручно расправиться с уличенным вором, досада и раздражение уже начали подниматься в душе…, но вид преступника был так жалок, так несчастен, так умоляюще смотрел он на нас… И в то же время так хороша была эта земля, так празднично и торжественно мы были настроены, ступив на эту первую землю, такую гостеприимную… И ради прихода на землю мы простили беглецов».

51

Находка записки Джексона имела для Альбанова и его спутников большое значение, так как позволила им точно определить свое местоположение — они находились на мысе Мэри Хармсуорт, на юго-западной оконечности Земли Александры.

52

К этому времени у группы Альбанова осталось лишь два каяка. Альбанов так писал о продолжении похода: «Нам предстоял выбор: идти всем десятерым по леднику и тащить за собой груз, или разделиться на две партии, из которых одна шла бы на лыжах по леднику налегке, а другая партия, в пять человек, плыла бы вдоль ледника на каяках. … Мы избрали этот последний способ передвижения, Место нашей встречи с береговой партией мы назначили на видневшемся вдали черном мысу, должно быть, в бухте Вейпрехта».

53

Как следует из дневника Альбанова, следующая встреча двух партий была назначена на мысе Ниль. Альбанов со спутниками (Конрадом, Шпаковским, Максимовым и Нильсеном) прибыли туда вечером 30 июня. Вечером 1 июля к месту стоянки пришли пешеходы — Луняев, Губанов, Смиренников и Регальд, которые рассказали, что Архиреев в пути заболел, у него отнялись ноги и идти дальше он не смог. Спутники просидели возле умирающего до утра, а затем решили, оставив его, продолжить путь к мысу Ниль. В 12 часов ночи, когда пришедшие поужинали и отдохнули, Альбанов отправил их обратно, за Архиреевым. В записях Конрада и Альбанова есть некоторое расхождение: по словам Альбанова, Луняев, вернувшийся первым, объяснил, что «Архиреев помер. Хотели его тащить на берег, но так как в это время лед относило от берега и ходившие за ним сами рисковали остаться на льду, то поспешили назад, оставив Архиреева на том же месте».

54

Здесь Конрад ошибся: после смерти Архиреева в группе осталось девять человек. Берегом пошли Максимов, Регальд, Губанов и Смиренников. Пятеро, среди которых трое были больны (Луняев, Шпаковский и Нильсен), отправились в путь на каяках.

55

События, о которых Конрад упоминает лишь вскользь, разворачивались, по словам Альбанова, следующим образом. Встреча двух групп была назначена на мысе Гранта. Первой утром 2 июля в путь отправилась партия на каяках. Береговая партия под руководством Максимова собиралась задержаться на мысе Ниль до вечера, а затем догнать остальных. В 5 часов утра 3 июня группа Альбанова высадилась на береговой припай возле мыса Гранта. Спустя два дня, так и не дождавшись пешеходной партии, группа решила отправиться дальше, к острову Белл.

56

Конрад описывает смерть Нильсена как что-то обычное, будничное. Интересно, что так же отнесся к ней и Альбанов, написавший 6 июля в своем дневнике: «Саженях в 150 от берега, на первой террасе, была сделана могила, Могила эта не была глубока, так как земля сильно промерзла, даже камни под верхним слоем так смерзлись, что без лома невозможно было оторвать их, и нам пришлось только разбросать верхний слой. К этой могиле был подвезен Нильсен на нартах, и в ней его похоронили, наложив сверху холм из камней. Никто из нас не поплакал над этой одинокой, далекой могилой, мы как-то отупели, зачерствели. Смерть этого человека не очень поразила нас, как будто произошло самое обычное дело».