Николай Долгополов - Главный противник. Тайная война за СССР Страница 21

Что делали они, вернувшись на вторую Родину? Много чего. Помимо того, что учили молодых последователей, Лона совершила одно (или совсем не одно?) долгое и рискованное путешествие вместе с важным начальником — генералом. Объездили на важном для советской разведки континенте страны, где обосновались наши нелегалы. Предлог был придуман удачный. Богатый антиквар в сопровождении супруги высматривает ценные экспонаты для собственной коллекции.

Были и еще путешествия. Но о них — полный молчок.

Моррис убеждал меня, что именно здесь, в России, он, советский гражданин, у себя дома. На мой вопрос, не скучно ли ему здесь без соотечественников, без родного английского, обиделся:

— Я же встречаюсь с Джорджем Блейком. Человек высочайшего интеллекта. Еще неизвестно, были бы у меня знакомые такого класса, останься мы с Лоной в Нью-Йорке. Мы дружили со всеми теми, кто работал с нами в Штатах и Англии. И когда оказались в Москве, эта личная, замешанная на общем деле и чувствах дружба переросла в семейную. Бена уже нет, а его жена Зина меня навещает. И жена Джонни тоже. И Клод — Юрий Соколов. Милт (Абель-Фишер. — Н.Д .) умер, но мы видимся с его дочерью Эвелин. Мы были волею судьбы друзьями там. Собственной волей оставались друзьями и здесь.

От себя все же добавлю, что встречи, к примеру, с Блейком, да и с другими, стали, по-моему, более частыми в последние годы жизни. Тогда живущие в Москве Коэны постепенно отходили от работы в своем суперзасекреченном Управлении СВР. А до того круг общения Лесли и Луиса был, кажется, определенным образом ограничен. Все-таки хотелось бы мне знать, чем занимались они в штаб-квартире российской внешней разведки…

Коэны дружили в Москве и с равной им по содеянному супружеской парой разведчиков-нелегалов. Это Герой Советского Союза Геворк Андреевич и его супруга Гоар Левоновна. Вартанян отозвался о Коэнах как об одних из самых преданных России людях. Тут обязан заметить, что, несмотря на суровую реальность своей профессии, во всех них проглядывают черты, несколько нами подзабытые. Вартаняны, Коэны, Абель, Соколов, да и Джордж Блейк в какой-то мере идеалисты. Свято верили в идею, в безукоризненную правоту выбранного Страной Советов пути, в светлые идеалы. При первой и, увы, последней нашей встрече, Моррис убеждал меня, что коммунистические идеалы все равно вернутся, а сегодня безупречное общество не удалось построить только потому, что мы сами просто пока не были, как следует, готовы к этому. Что ж, любовь действительно творит чудеса. Любовь к родине, к женщине, к делу, которому служишь.

Моррис Коэн скончался в начале июля 1995 года в московском госпитале без названия. Даже среди наших соотечественников найдется совсем немного людей, любивших Россию столь страстно и оптимистично, как любил ее Моррис. Коэн столько знал и столько унес с собой. В его квартире на Патриарших я спросил, когда же еще хоть что-нибудь из всего тайного и доброго им с Лонной для России сделанного станет явным. Моррис, не задумываясь, ответил: «Never» — никогда.

Траурная процессия чинно двигалась по Ново-Кунцевскому кладбищу. Последний путь Морриса Коэна к Лоне, похороненной здесь же, по земле, с которой он сроднился уж точно навеки. Он столько сделал. И так мало рассказал. Мне однажды довелось увидеть съемки Морриса, сделанные, как бы это объяснить, для сугубо служебного пользования. Но даже там купюра за купюрой. Создается впечатление, будто Крогеры успели поработать и в еще одной стране, на еще одном континенте. Но… Что ж, он умел добывать и молчать. В этом и заключается железная логика разведки? Похоже, что действительно, «never». 

Уроки Барковского

Курчатов «рожал» атомную бомбу, а разведка, словно акушерка, принимала роды.

Полковник Службы внешней разведки, Герой России Владимир Борисович Барковский — один из немногих, кто не только назубок знает историю создания советской атомной бомбы. Он и его агенты вписали в ее историю несколько славных страниц.

ИЗ ДОСЬЕ

Барковский Владимир Борисович (1913–2003). Герой России — это звание присвоено полковнику службы внешней разведки в 1996 году. В разведку пришел в 1939-м. После годичного обучения в специальной школе в 1940-м приступил к работе в Лондоне под дипломатическим прикрытием. По окончании Второй мировой войны был командирован в США, где работал по линии научно-технической разведки. Лично завербовал несколько ценных агентов. И в Англии, и в США участвовал в ответственных операциях по добыче атомных секретов. долгие годы трудился в центральном аппарате службы внешней разведки. Вел преподавательскую работу. Входил в группу консультантов при директоре СВР по линии научно-технической разведки. Автор опубликованных в открытой печати статей по истории создания советской атомной бомбы. Увлекался планеризмом и многими другими видами спорта. отличный теннисист — до 75 лет был завсегдатаем кортов на Петровке.

Оттуда и приходил пешком ко мне на Тверскую, таща пару ракеток и маленькую спортивную сумку. Мы вели долгие разговоры без магнитофона и записей. Я — человек со стороны в 1993-м всерьез заинтересовался историей разведки, и, судя по всему, мои материалы в больших газетах не остались незамеченными. Было в них, теперь-то это понятно и мне, немало наивностей, неточных формулировок, невольных домыслов. И образовывать настойчивого автора взялся сам Барковский. Он много чего рассказывал, особенно об атомной разведке, проводя ту самую линию, которая и находит отражение в моих книгах и сценариях. Иногда звонят — пишут неизвестные, порой и не слишком доброжелательные читатели — зрители — радиослушатели, быть может, бывшие сослуживцы Владимира Борисовича: «Почему излагаете события точно в трактовке Барковского? Он и лекции в Академии читал в таком же духе».

Про лекции не знаю, ибо «Академиев не кончал». А тем, что смотрю на события, в разведке происходившие, глазами ушедшего Барковского, искренне горжусь. Кстати, как-то обмолвился Владимир Борисович: был и в Главном разведывательном Управлении ценнейший наш разведчик, единственный в своем роде. Он много чего передал прямо из секретной лаборатории Лос-Аламоса. И ту штуковину, которая как раз инициирует атомный взрыв — тоже. Но в ГРУ порядки еще посуровей, чем в Службе внешней разведки, и вряд ли имя выплывет. Но и великий Барковский, к счастью, ошибся. Имя рядового Советской армии Жоржа (Георгия) Коваля было рассекречено, звание Героя России, хоть и посмертно, но присвоено.

А коллеги Барковского по СВР величали его легендой разведки. «Легенда» в свои далеко за 75 лет почти каждое утро мчалась от станции метро «Сокол» в неблизкое Ясенево и вкалывала наравне с юными питомцами чекистского гнезда. Полковнику было поручено написать истинную, без всяких политических прикрас, историю Службы внешней разведки, и он с удовольствием выполнял приказ.