Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф Страница 21

скорее Клеопатру не очень к нему тянуло. Она ничем не жертвовала. Цезарю же оказали бы немало почестей, если бы он ее сдал, хотя бы с целью заключить перемирие. А после войны он бы спокойно аннексировал Египет, так что Клеопатра, надо полагать, была очень, очень убедительна. Потин отказывался выплачивать египетские долги. Клеопатра, понятно, не отказывалась. Сложно избавиться от ощущения, что Цезарь в какой-то мере попал под ее обаяние. Диону это казалось очевидным: Цезарь передал Египет Клеопатре, «ради которой и затеял этот конфликт». Он признает и некоторую сконфуженность полководца. После войны Цезарь сажает Клеопатру на трон вместе с ее оставшимся в живых братом, чтобы «в Риме не так гневались на их связь». Дион считал это «просто инсценировкой, в которой она участвовала, хотя на самом деле правила единолично и проводила время в компании Цезаря» [42]. Они были неразлучны. Плутарх чувствовал то же, что и Дион, но высказывался более сдержанно. Это читается у него между строк: мол, Цезарь каждый день занят военными делами и каждую ночь проводит в постели Клеопатры [43]. Есть еще второстепенный вопрос даты отъезда. Александрийская война закончилась 27 марта. Цезарь оставался с Клеопатрой до середины июня.

Они имели право праздновать, если учесть, что почти полгода просидели за частоколом баррикад. И, как отмечали все побывавшие в эллинистическом Египте, – выпученные глаза, лопающиеся животы и набитые до отказа дорожные сумки – Птолемеи знали толк в развлечениях [44]. Кроме описания одного поэта, который демонизировал Цезаря и еще меньше жаловал Клеопатру, у нас нет свидетельств ее подлинных послевоенных банкетов. Зато мы представляем себе, как выглядел праздник у Птолемеев. Сдержанность никогда не входила в число александрийских добродетелей, и весной 47 года до н. э. у Клеопатры не было причин изменять традиции. Она выиграла самый главный приз, поскольку под покровительством Цезаря могла делать все, что захочет [45]. Он рисковал ради нее сильнее, чем какой-либо римлянин когда-либо рисковал для египетского правителя. Птолемей XIII, Потин и Ахилла мертвы, Феодот – в изгнании, Арсиноя – в римской тюрьме. Цезарь убрал всех ее соперников на пути к трону. Она теперь правит самостоятельно и чувствует себя в большей безопасности, чем четыре года назад, в большей безопасности, чем несколько поколений Птолемеев. Она гордится своим гостеприимством и знает, что ее гостю тоже это нравится: однажды он приказал заковать в кандалы своего пекаря, потому что к столу подали негодный хлеб. Цезарь, конечно, вносит чувствительную лепту в это увеселительное безумие. У царицы же Египта есть свои политические причины его радовать: помимо личной симпатии, тут еще присутствует забористая смесь гордыни, чувства облегчения и благодарности. И у нее имеются ресурсы, чтобы произвести правильное впечатление. Александрийская война дала Клеопатре все, чего она хотела. И это почти ничего ей не стоило.

Даже в изгнании вокруг нее постоянно вился рой слуг. Весной 47 года до н. э. он раздувается до огромных размеров: к делу возвращаются дегустаторы, писари, зажигальщики ламп, арфисты, массажисты, пажи, привратники, нотариусы, чистильщики серебра, хранители масла, оправщики жемчуга. Рядом с ней еще и новый соправитель. Чтобы исполнить желание народа, предпочитающего видеть у руля правящую чету, а также, вероятно, чтобы замести следы Цезаря, на трон взошел двенадцатилетний Птолемей XIV. Свадьба состоялась вскоре после сдачи города. Мы не знаем точных деталей празднования. С точки зрения Клеопатры, одно ничтожество было просто заменено другим. Птолемею XIV достается титул его мертвого брата, но его профиль так и не появляется на монетах рядом с профилем сестры. Если у него и есть амбиции и собственное мнение, то он предпочитает пока помалкивать. Естественно, права голоса в администрации, которую его сестра-жена сразу же начинает реорганизовывать, у подростка нет. Собирался Цезарь аннексировать Египет или нет, он быстро понял, что Клеопатра во многом под стать своей стране: ее жалко терять, опасно прибирать к рукам, проблематично контролировать. Некоторые из служивших при дворе всегда оставались ей верны: в окружение Клеопатры входят несколько советников ее отца. Те же, кто был в оппозиции, теперь срочно меняют вектор своей лояльности. Судя по всему, так ведет себя греческая аристократия, которая еще недавно активно выступала против царицы.

Во дворце у нее есть помеха, и Цезарю бы неплохо обратить на нее внимание. Как позже отметит один римлянин: «Правителю приходится сталкиваться с такой проблемой: он может защититься от своих врагов, напустив на них своих друзей, но нет у него надежного союзника, который защитил бы его от этих самых друзей» [46]. По большей части Клеопатра знает своих недоброжелателей. С царедворцами же сложнее. В конце концов, она несколько месяцев провела рядом с римлянином и воевала против народа, не желавшего видеть римлян у власти и выгнавшего ее отца именно за заигрывание с Римом. Теперь правила поменялись. При дворе всегда найдется какое-то количество гнили, и война – хороший повод сделать уборку. Бывшие оппозиционеры расплачиваются за свою оппозиционность, те, кто только подозревается в симпатиях к оппозиции, – тоже. Она заменяет одних чиновников и уничтожает других, по ходу конфискуя их состояния. В ход идут яд и кинжалы – все как при возвращении Авлета на трон. Одна армия чего стоит: после всех своих «подвигов» она так и напрашивается на кровавую чистку. Это крайне непростой переходный период.

Вокруг дворца и гавани требуется делать и более прозаическую работу: закапывать ранее вырытые траншеи, сносить ограды, убирать мусор, восстанавливать разрушенное. В итоге вырастает уникальный город, и многие считают его «первым в мире. Он значительно выделяется и красотой, и размерами, возможностями хорошо заработать, а также обилием предметов роскоши»[53] [47], как отмечает путешественник тех времен. Приезжие не могут определиться, что их впечатляет больше: красота Александрии или ее размеры. А потом сталкиваются с гиперреактивными александрийцами. «Я смотрел на огромный город и не верил, что найдется столько людей, чтобы его заполнить; я смотрел на людей и не верил, что может существовать город, который в состоянии вместить их. С такой точностью были уравновешены чаши весов», – воспевал столицу один из ее сынов[54] [48]. Александрия уставлена грандиозными скульптурами, в основном из розового или красного гранита и лилового порфира, бьющими по глазам яркими цветами. Тот, кто бывал в Афинах, узнает их в египетской столице, переполненной птолемеевскими копиями с греческих оригиналов. Не в первый и не в последний раз в истории угасающая мощь трансформировалась в чудовищность символов: влияние Птолемеев шло на убыль, а их статуи раздувались до невероятных размеров. Двенадцатиметровые гранитные Клеопатра II и Клеопатра III встречают приезжающих в