Леон Дегрелль - Штурмовая бригада СС. Тройной разгром Страница 21

Я увидел лощину и крикнул товарищам: «Делай как я!» После этого я бросился в пропасть пятнадцать метров глубиной.

На дне пропасти лежал снег глубиной метр. Я врезался в него, словно торпеда. Все мои товарищи прыгнули следом, один за другим.

В единый миг сотни солдат сгрудились на дне расселины. В любую минуту мы ожидали увидеть монголов на краю провала, после чего нас забросают гранатами. Наше положение было отчаянным.

Как ни странно, кое-кто хотел бежать дальше. Люди помчались по расселине до ее южной оконечности, а затем поднялись на поверхность. Однако в ту же секунду они рухнули обратно, словно ошпаренные, ведь их встретил огонь танков. Их тела образовали кучу около двух метров высотой, на которую сразу начал падать снег.

Я собрал рядом всех валлонов и постарался подготовить их к неизбежному. Мы прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть. Все выбросили свои документы, украшения и даже обручальные кольца. Я утешал своих товарищей, как мог.

Какая еще у нас могла остаться надежда на спасение или освобождение из этой узкой расселины, когда на юге нас уже караулили советские танки? Повернуть назад значило столкнуться с первыми советскими танками, пехотой и кавалерией, которые мчались с севера, ломая последнее сопротивление.

Но тогда случилось невероятное. В нашей расселине двое измученных немецких солдат пошли вперед, каждый держал панцерфауст. Они были настолько измотаны, что, казалось, не понимали вообще ничего и волокли панцерфаусты чисто механически, как они тащили головы на плечах.

Два панцерфауста!

Мы обрадовались. Немецкий и валлонский добровольцы схватили их и полезли наверх. У них было время прицелиться незамеченными. Последовали два фантастических взрыва. Два ближайших вражеских танка, находившиеся почти вплотную, взлетели на воздух.

Молодой немецкий офицер, который взобрался на другую сторону расселины, увидел взрывы. Он обрадовался, как школьник, и радостно закричал. Но я увидел, как он взорвался, разлетевшись на атомы. Он получил прямое попадание снарядом с третьего танка.

Прошло несколько томительных секунд. Затем на снег вокруг нас начали падать маленькие куски мяса, не более ладони. Шлеп… Шлеп… Это все, что осталось от веселого лейтенанта, который минуту назад праздновал нашу победу.

Мы не могли терять ни секунды. Я схватил автомат и полез на огромную кучу трупов, лежавшую в конце расселины. У меня за поясом торчали 6 магазинов по 32 патрона, еще 6 магазинов — за голенищами меховых сапог. Вдобавок в подсумке лежали еще 300 запасных патронов. Я мог отогнать казаков, пока сотни немецких и валлонских солдат покидают это ущелье, что давало нам какой-то шанс на спасение.

Под громкие крики последние повозки с ранеными начали подниматься со дна провала. В 40 метрах от нас стоял еще один советский танк. Он мог перебить половину из нас, но другого решения не было. Мы должны были бежать прямо вперед и спасти то, что получится спасти. Оставаться внизу означало верную смерть. Отважный бросок вперед давал шанс избегнуть гибели.

Я прекрасно помнил карту этого района. Я изучал ее неделями и мог бы без посторонней помощи спокойно дойти до румынской границы, которая находилась в 300 километрах от Черкасс.

Твердо решив, что я не попаду живым в лапы русских, я принял меры предосторожности. Я имел при себе все необходимое, чтобы пару месяцев сражаться в лесу, если потребуется.

Покинув овраг, я заметил большую рощу на другой стороне плато, о существовании которой я знал по карте. Там, укрывшись от вражеских танков, мы хотя бы сумеем перевести дух.

Наши солдаты бросились к роще со всех сторон. Нам предстояло пробежать около 800 метров по открытой местности, прежде чем мы попадем туда. Уцелевшие повозки сумели держаться рядом с нами. Вместе с ними мы ринулись на прорыв.

Советский танк тоже бросился вперед, окруженный толпами кровожадных казаков. Нам пришлось отстреливаться из автоматов, прокладывая дорогу сквозь ряды противника. Вокруг рвались десятки снарядов, осыпая нас осколками.

Мы задыхались, внутри все горело, но двигаться быстрее мы не могли. Прямо на моих глазах советский танк налетел на повозки с ранеными, раздавил их, сровнял с землей. Раздались ужасные вопли, крики умирающих, истерическое ржание раздавленных лошадей, судорожно бьющих копытами.

Мы рухнули на опушке рощи полумертвые. Позади нас серый снег был усеян телами. Танк, окруженный ордой казаков, завершал свою кровавую работу.

Лысянка

Однако танки и многочисленная кавалерия не могли последовать за нами в лес сквозь густой кустарник. Узенькая тропка вывела нас на поляну, где старый полковник на лошади напрасно пытался заставить людей слушать себя.

Несколько тысяч человек попадали в изнеможении на снег. Вся роща простреливалась насквозь пулеметами. Мы не могли бросить этих людей на произвол судьбы после того, как они избежали огромной опасности.

Я представился старому полковнику и спросил, могу ли я взять на себя командование боем в лесу. Мое предложение привело его в восторг. Он тут же спрыгнул с лошади и уселся на снег.

Я нашел молодого немецкого офицера, который знал французский язык. Я приказал ему перевести короткую речь, с которой я обратился к солдатам. «Я прекрасно знаю, где мы. Нам осталось всего три километра, чтобы выйти к южной колонне. Броситься на них сейчас значит позволить перебить себя. Я беру на себя ответственность и выведу всех вас к ним в течение ночи. Нам это удастся. Но пока мы дожидаемся темноты, мы должны образовать квадрат по периметру леса и не позволить советской пехоте войти в него».

Я вызвал добровольцев. Больше мне не был нужен никто. Немного удивленные немцы подошли ко мне.

Я сформировал боевые группы из 10 человек, придав каждой валлона в качестве посыльного. Я отобрал оружие, боеприпасы и панцерфаусты у тех, кто больше не мог сражаться. Я быстро расставил немцев и валлонов по периметру леса.

Русские, которых мы выбили из юго-восточной части леса, вели яростный огонь. Мои солдаты получили строгий приказ только обороняться, так как вечером мы в этом направлении двигаться не собирались.

Согласно карте, деревня Лысянка должна была находиться в трех километрах на юго-запад. Я был совершенно уверен, что этот населенный пункт в руках немцев, идущих нам на помощь. Было невозможно предположить, чтобы эта большая деревня, находящаяся в 20 километрах от рубежа, с которого мы утром начали бросок, все еще была занята русскими. Наверняка танки освободителей дошли до нее.