Руслан Хасбулатов - Бессилие власти. Путинская Россия Страница 21

Другими словами – «продолжайте хищническое накопление богатства (делясь при этом с правящей бюрократией), но не вздумайте вступать на мое, президентское поле!». Это, по мнению правящей бюрократии, – тот самый разумный компромисс, который превратил «соправителей» Ельцина в «сатрапов» Путина. По мнению последнего, им (олигархам – как «старым», так и «новым») необходимо всего лишь следовать очевидным сигналам – «знакам», поступающим из Кремля. Это, между прочим, является одним из элементов «управляемой демократии» (или «вертикали власти»). Возможно, она имеет существенные преимущества по сравнению с импульсивной ельцинской деятельностью, которую трудно было вообще назвать словом «политика». Однако путинская политика не противоречила ельцинской конвульсивной деятельности с точки зрения общего ее содержания; она, скорее, как бы придавала «творческий» элемент, развивала первую. Невозможно назвать хотя бы один крупный шаг, противоречащий политике предшественника, – из-за отсутствия таковых.

Часто в подтверждение своих антипутинских суждений его оппоненты называют реформирование Совета Федерации – верхней палаты парламента. Но и это, при внимательном рассмотрении, не связано ни с «отступлением от ельцинизма», ни с нарушением закона. Можно согласиться с мнением, что присутствие всех губернаторов в этой палате усиливало формальный вес этой палаты. Однако в юридическом плане не было четко оформленного положения, предусматривающего институт выборности, – слово «формирование» не означает исключительно «выборность» избирателями верхней палаты парламента. Напомню, что процесс избрания провинциальных вождей (губернаторов) был явочным порядком введен самими «губернаторами» (по инициативе нижегородского главы администрации Бориса Немцова), при молчаливом согласии Ельцина, и становился в некотором смысле обычаем, но не был юридически-правовой нормой. И соответственно, с конституционной точки зрения эти путинские новшества не противоречат федеральному законодательству и ни о чем не свидетельствуют.

Но у Путина, как у всякого более или менее самостоятельного главы государства, наделенного полномочиями больше, чем полномочия некогда всесильных генеральных секретарей ЦК КПСС, сформировались за восемь лет президентства свой стиль, свои методы и подходы к управлению государством, свои представления вообще о последнем (государстве), другие тактические приемы, отличающие его от предшественника. При этом надо учитывать мировоззрение правителя, поскольку он в огромной степени влияет на то, какие средства и методы используются в управленческих процессах: направлены ли они на действительное достижение задач, с которыми общество связывает свои надежды на лучшую жизнь с его именем, или они, эти средства и методы, имеют всего лишь имитационный характер. В первом случае решительный отход от ельцинщины становился необходимостью, поскольку требовалась другая политика, во втором случае – достаточной была имитация такого отхода, создавая всего лишь иллюзию новой политики. Второй путь оказался более привлекательным в конечном счете, хотя некоторые действия по стабилизации социального положения были также предприняты.

Президент Путин как политик – был всецело продуктом, сформировавшимся в 90-е гг., как губка впитавший эклектическую антиидеологию разнузданной российской общественной и политической жизни того десятилетия. И вряд ли то обстоятельство, которое оппонентами ему ставится до сих пор в вину, – что он когда-то работал в каком-то подразделении КГБ, где-то в какой-то соцстране, – могло повлиять на то мировоззрение, с которым он вступил на президентский пост. Поэтому этот фактор я не рассматриваю как явление, имевшее какое-то серьезное значение; может быть, исключая некоторую склонность президента назначать на слишком серьезные должности людей из чекистской системы, естественно, довольно посредственных и плохо справляющихся с высокими полномочиями; как правило, они не пригодны принципиально для серьезной государственной деятельности (не то воспитание, образование, мышление, мировоззрение, интеллект).

Однако в связи с целенаправленным возвышением людей из этой организации (спецслужб России) важно знать некоторые «моменты деятельности былого КГБ и его падения в августе 1991 г. вместе с СССР. В прямую и непосредственную вину КГБ СССР следует ставить то, что своим участием в заговоре и последующем мятеже против президента Горбачева он способствовал развалу СССР. А ранее не сумел предпринять никаких действий по нейтрализации сепаратизма в республиках, хотя прежде всего он должен был действовать. (Все обвиняют Горбачева – а где был КГБ?)

Все это – показатель деградации некогда высокопрофессиональной и могущественной организации, способной в ее лучшие времена с высокой эффективностью решать высшие государственные задачи, охраняя само государство прежде всего. Преемник КГБ – Министерство безопасности России опозорило себя участием в заговоре и расправе над высшей государственной властью России – X Съездом народных депутатов и Верховным Советом в сентябре – октябре 1993 г.

Профессионалы окончательно покинули организацию еще в 90-е гг., и вряд ли она в настоящее время представляет собой что-либо стоящее. Нужны десятилетия, чтобы она оказалась способной выполнять те задачи, которые на нее возложены законом. Не уверен, что, привлекая людей из этой организации в систему государственного управления, Путин укрепляет «систему». Скорее речь идет об укреплении личного режима правителя (сперва – президента, позже – премьера).

Крушение федерализма: либеральная деспотия или полупросвещенное самодержавие?

Вполне естественными, с моей точки зрения, явились намерения и действия Кремля упорядочить отношения центра и провинций, блокировать наметившиеся при Ельцине процессы феодализации страны, неизбежно ведущие к распаду государства. Но при этом это «упорядочение» привело к утере значительной части свойств федеративного государства. Президент Путин в достаточно короткие сроки сумел жестко подчинить провинциальных вождей своей власти, законодательно закрепил их прямую зависимость от центра, превратил их в некое подобие правителей сатрапий в обширной империи Александра Македонского.

Это – уже другая крайность, обозначившая ликвидацию традиционного для России федеративного устройства. На самом деле, начиная, по крайней мере, с эпохи Екатерины Второй, Российская империя была построена как асимметричная федерация, с вкраплениями элементов конфедерации (Герцогство Финляндское, Царство Польское, Хивинское ханство и т.д.), – об этом я писал выше, в начале раздела. СССР и РСФСР – также были федерациями (Россия – с усеченными полномочиями), в силу стержневого принципа централизма, свойственного тоталитарным государствам.