Жан-Клод Лами - Франсуаза Саган Страница 21

В «Последней премии», его громкой статье в «Фигаро», он сожалел, что жюри Премии критиков, высказавшись относительно общественной ситуации, не отметило «произведения, которое отдает дань духовной жизни Франции». Академик провозгласил себя тогда защитником романистки, проявив, однако, сдержанность в оценке моральности романа «Здравствуй, грусть!», ни в коей мере не умаляя ее литературного достоинства. Некоторые писатели становятся заметными с первой строчки. В какофонии романов того времени он разглядел этого «очаровательного восемнадцатилетнего монстра».

Свобода тона его раздражала. Как можно было не страдать, не испытывать угрызений совести, не ощущать греха в подобных ситуациях! Они не были знакомы, и только благодаря посредничеству Жюйара между Мориаком и Саган установились дружеские отношения. Издатель пригласил обоих на банкет, где присутствовал литературный ареопаг и блистательная плеяда критиков, чьи известные подписи украшали приглашение, посланное ими своим друзьям.

Франсуа Мориак и Франсуаза Саган очень быстро друг другу понравились, что вызвало всеобщее удивление. Свидетелем встречи был Жерар Мург, хорошо знавший обоих. «Все ждали взрыва, вспышки. А они стали спокойно беседовать», — пишет автор «Клубка змей»[129]. Франсуа Мориак сразу почувствовал ее застенчивость, но и ее внутреннюю силу: она говорила на одном с ним языке.

Однако у нее было иное, новое, непринужденное, более свободное отношение к христианству, тому, которое он знал и исповедовал. Ему было свойственно чуткое внимание к окружающим, эта манера наделять их чертами, делающими их незабываемыми… И впредь было не важно, что мораль двух писателей была различной. Правда по эту сторону Пиренеев, неправда — по другую. Как бы то ни было, он очень хорошо знал так любимого ею Паскаля. Удивительный тет-а-тет. И, конечно, эта школьница, которую он измучил критикой, была его продолжательницей. Он предчувствовал, быть может, уже по ассонансам, которые оставило в нем эхо первой книги этой незнакомки, что она будет вести поиск в том же направлении, что и он, но с большей безотчетной свободой и с меньшей глубиной, из которой проистекают основы человеческого сознания.

Франсуа Мориак не уделил никакого внимания своим собратьям, посвятив все время речной прогулки общению с девушкой с горящими глазами, которая советовала ему не верить в Бога. Вопросы веры не мешают, впрочем, католическому писателю полагать, что юная романистка более близка к благодати, чем некоторые верующие. Она потеряла веру в двенадцатилетнем возрасте, после смерти маленького кузена — трагического события, потрясшего Франсуазу своей нелепостью.

«Я была против того, чтобы некто, обладающий могуществом, злоупотреблял своей силой», — скажет она Эммануэль д’Астье де ла Вижери, беседовавшей с ней в мае 1966 года[130].

Франсуаза была крещена в маленькой церкви в Кажарке, прелестном образце архитектуры XIV века, и воспитана в традициях католицизма. Подростковый кризис тринадцатичетырнадцати лет совпал для нее с отъездом семьи в Лурд.

«Я тогда начала читать Сартра и Камю. Моя жажда справедливости и счастья наталкивалась на зрелище человеческой нищеты. Это меня окончательно убедило: существование Бога — обман. Я ничего не имею против христиан, все люди, обладающие какой-либо мистической страстью, достойны уважения, но с тех пор я действительно атеистка».

Когда по поводу ее будущей свадьбы с издателем Ги Шеллером — она заключила брак в мэрии 13 марта 1958 года— расползлись слухи, Саган поняла, до какой степени утвердилась за ней скандальная репутация неверующей. По радио можно было услышать, как она говорила: «Бог мне безразличен». Это было чересчур для аббата Бро, старого кюре Кажарка, который ее крестил «во имя Отца, Сына и Святого Духа». Он считал Франсуазу девушкой из хорошей семьи, но ветреницей, ставшей нигилисткой из-за своего снобизма:

«В своих книгах она афиширует презрение по отношению к моральным принципам, которые защищает церковь. Если она раскаялась, если церковная свадьба для нее не только светская формальность, мы услышим ее». «Кажарк, — прибавляет аббат Бро, — не нуждается в славе автора “Здравствуй, грусть!”. Задолго до появления на свет мадемуазель Саган июньским утром, но 1760 года, 16-го числа, здесь родилась Мари-Антуанетта Пелрас, которая вошла в историю более достойным путем, путем веры. Став по воле Провидения сестрой Генриеттой, она была приговорена к смерти Фуке-Тинвилем и казнена на гильотине в возрасте тридцати четырех лет. Но она продолжает жить благодаря Бернаносу, который сделал ее одной из героинь своих “Диалогов кармелиток”».

Кажарк может гордиться этой мученицей-монашкой, но дитя этих мест, чей дом украшает почтовые открытки — Франсуаза Саган. Тайком проникшая в студию «Билланкур», согласившаяся именоваться «Никто», словно подражая Улиссу, отвечающему Циклопу в «Одиссее» Гомера, она нашла себе место в бурных политических новостях. Начало триумфального шествия «Здравствуй, грусть!» совпало в самом деле с уничтожением вьетнамской артиллерией укрепленного лагеря. Едва закончилась Индокитайская кампания, осложнилась ситуация в Северной Африке.

В начале лета 1954 года Куарэ уехали в Оссегор. На большой вилле, снятой родителями, Франсуаза жила спокойно и счастливо, не заботясь о суматохе, возникшей вокруг ее романа. В одиннадцать часов с четырьмя племянниками и племянницами, матерью и сестрой Сюзанной она отправляется на пляж. Растрепанные волосы, загорелое тело, это лучшее время дня перед привычным аперитивом на террасе, приготовленным Юлией. После полудня дети отдыхают. Потом Франсуаза всех везет играть в теннис на «бьюике» с откидным верхом, который очень экзотично смотрится на улицах Оссегора.

В этом году Луизон Бобэ выигрывает второй раз «Тур де Франс», а в прессе появляется его роман-фельетон о разбитом сердце княгини Маргарет, которая вынуждена была развестись с Петером Таунзендом. Другая книга, имевшая тогда большой успех, — «Записки майора Томпсона» Пьера Даниноса[131]. «История О» Полины Реаж[132], выпущенная в свет Жан-Жаком Повером, одним из будущих издателей Франсуазы Саган, была продана лишь в нескольких сотнях экземляров.

Молодая романистка очень мило приняла журналистов, приехавших к ней в Оссегор, и совсем не пыталась их шокировать. В «Эль»[133], в статье Колетты Гиманс, которая отправится вместе с Франсуазой год спустя во Флориду, сдержанно сообщается: «Юная знаменитость проводит каникулы с семьей». Выражения «Пари-Матч»[134] более яркие: «Франсуаза Саган, маленькая, совершенно обыкновенная девочка, зарабатывает миллионы и боится темноты». Мишель Деон, анонимный автор этого очерка, раскрывает ее легендарный образ, рассказывая о том, как она ездит на машине, как проводит солнечные дни, во что играет, как веселится: