Кло Андре - Харун Ар-Рашид Страница 21

Например, вполне очевидно, что объяснять события VII и VIII вв. так называемым конфликтом между семитами и ариями несерьезно. Нужно ли говорить, что население Хорасана и побережья Каспия или же Йемена и Хеджаза никогда не подходило к существующим проблемам с подобной терминологией и что нет смысла говорить о наличии в эту эпоху персидского или арабского «национализма»? К тому же было бы ошибкой рассматривать шиизм и связанные с ним ереси как исключительно иранское явление. Родиной шиизма, являвшегося, «по сути, арабским движением» (С. Cahen), были Месопотамия и Северная Сирия. Впоследствии его восприняли некоторые слои живших в городах иранцев. «Именно арабы ввезли шиизм в Персию, где его главными оплотами стал гарнизонный город Кум и колония в Куфе. Выражаемый шиизмом протест представлял собой социальное недовольство арабской аристократией, ее верой, ее государством и ее приспешниками, а не национальное возмущения против арабов вообще» (В. Lewis).

С первых лет правления Харуна ар-Рашида политические, религиозные и социальные беспорядки, которые не прекращали сотрясать империю с самого начала режима Аббасидов, приобретали все большую остроту. То тут, то там за ослепительным фасадом можно было распознать первые признаки, позволявшие предсказать потрясения, которым вскоре предстояло поставить под угрозу единство колоссального сооружения, построенного первыми двумя арабскими династиями. Крайняя централизация власти, еще усилившаяся при Харуне и Бармакидах, из-за которой все решения, даже в отношении отдаленных провинций, принимались только в Багдаде, сделала империю уязвимой. Благодаря прекрасной работе разведывательной службы барид центральная власть получала сведения обо всем, что происходило в больших и малых городах до самых границ империи. Однако этого было недостаточно, и приказы халифа и визиря, доходившие через много недель, не приносили тех результатов, которых мог бы добиться наместник, принимая решения на месте. Каковы бы ни были полномочия наместников, далеко не все они были способными и надежными людьми. Мы уже видели, что, когда в какой-то провинции неожиданно разражался кризис, халифу приходилось отправлять на место облеченного властью человека: например, Фадла Бармакида в Иран, Джафара — в Сирию. И они быстро восстанавливали порядок.

Тем не менее центробежные процессы, которые вскоре можно будет наблюдать во многих частях империи, пока не приобрели пугающего характера, и кризисы удавалось разрешать, хотя порой и с большим трудом. Казалось, что численности войск недостаточно, чтобы поддерживать порядок повсеместно, но набрать новых воинов было довольно просто, и, хотя арабы проявляли все меньше желания встать под знамена, Иран и Хорасан обеспечивали армии личным составом. Время, когда халифы доверили государство и собственную безопасность наемникам[46], еще не настало.

Первая часть правления Харуна закончилась. Юный неопытный принц превратился в монарха, все более осознающего свою чуть ли не безграничную власть. Повелитель правоверных больше не был игрушкой в руках женщин и Бармакидов: нам известно о решениях, которые он принимал вопреки совету Яхьи и даже против воли императрицы Хайзуран. Именно Харун, легко впадающий в раздражение, уверенный в себе, обеспокоенный всем, что могло угрожать его власти, приказал арестовать благочестивого и безобидного Мусу ал-Касима, разделаться с Яхьей ибн Абдаллахом, которому сам же пообещал жизнь и безопасность. Он не был ни милым персонажем театра кукол, ни «добрым Харуном» из восточных легенд, а человеком, который не терпел противодействия и даже возражений. Как большинство глав государств, он теперь предпочитал окружать себя, скорее, покладистыми, нежели слишком талантливыми людьми. Фадлу ал-Бармаки очень скоро пришлось почувствовать это на себе.

Будучи очень способным администратором и военачальником, Фадл без колебаний спорил с халифом и даже не выполнял некоторые из его решений. Эта несовместимость характеров стала одной из причин его опалы. Но хуже всего были чрезмерные, с точки зрения Харуна, успехи, достигнутые «младшим визирем» в Хорасане, и покровительство, которое он, как болтали злые языки, оказывал Алидам. Бармакиды выказывали по отношению к последним больше терпимости, чем Харун, всегда готовый подозревать потомков Али в желании отыграться. Фадл, осыпанный благодарностями халифа по возвращении из Хорасана, больше никогда не получал ответственных поручений. Несколькими годами позже он был отстранен от исполнения своих административных обязанностей.

Наместником Хорасана был назначен Али Иса ибн Махан, который совершал в этой провинции ошибку за ошибкой. Однако он принадлежал к фракции, противостоявшей Бармакидам. Кроме того, он командовал аб-ной, которая выражала недовольство созданием аббасийи, воинского корпуса, сформированного Фадлом в восточных провинциях. Сиро-иракским отрядам создание новой армии понравилось ничуть не больше. Яхья попытался воспротивиться назначению Исы ибн Махана, которого считал бездарным. Но тщетно. На самом деле халиф, без сомнения, выбрал его именно потому, что это раздражало Бармакидов, чье влияние он стремился уравновесить.

Следуя одно за другим, отстранение Фадла, возвышение его соперника вопреки советам Яхьи, назначение Фадла ибн Раби, одного из кровных врагов Бармакидов, вокруг которого теперь сплотились все недруги этой семьи, на место брата Яхьи Мухаммеда, занимавшего важный пост хаджиба, говорили о том, что халиф, через десять лет после своего прихода к власти, задумал положить конец господству всемогущего рода.

В это же самое время Харун решил оставить Багдад — и похоже навсегда. Как говорят, халиф никогда не любил этот прекрасный город, возведенный по воле его деда. Он утверждал, что в Багдаде плохой воздух, который ему не подходит. Ему не нравилась близость абны с ее привилегиями и распрями. Население огромной столицы безостановочно росло и вечно волновалось. Харун, очень озабоченный собственной безопасностью, подобно своим предшественникам, не мог здесь чувствовать себя непринужденно. По крайней мере, желание покинуть Багдад у него появлялось и раньше. Сначала он подумывал построить дворец у подножия Загроса в Западном Иране, потом заболел и отказался от своего замысла. Через два года он приказал возвести резиденцию в районе Мосула, но так и не поселился в ней. В 796 г. он, наконец, выбрал Ракку в Джазире, на левом берегу Евфрата, где со времен античности существовал город под названием Каллиник[47].