Записки княгини Дашковой - Екатерина Романовна Дашкова Страница 21

Этот разговор меня взволновал. Я оставила покои императрицы и ничуть не была удивлена, когда мой муж встретил меня словами:

– Ты вернее поняла Пушкина, чем я; он негодяй; он сказал посланному, что не может дать письма, обещанного мне накануне.

– Забудем, милый друг, – ответила я, – этого человека, который был недостоин общения с тобой даже в детстве.

Впоследствии, благодаря покровительству Орлова, ему было поручено заведование Мануфактур-коллегией; пользуясь оказанным ему доверием и данной властью, он велел фабриковать за границей фальшивые ассигнации, за что был сослан в Сибирь, где и провел остаток своих дней.

Ее величество в сентябре уехала в Москву на коронацию. Я ехала с ней в карете, мой муж также был в ее свите.

По дороге, во всех городах и селах, население проявляло такую восторженную радость, что императрица не могла не остаться ею довольной.

Не въезжая в Москву, государыня остановилась в поместье графа Разумовского, куда собрались все должностные лица Москвы и масса приглашенных.

Мой муж поехал навестить свою мать и вернулся на следующий день. Я сказала ее величеству, что и мне следует съездить в Москву на один день. Императрица хотела отговорить меня от этой поездки, ссылаясь на мое утомление от дороги, но ей удалось задержать меня лишь до полудня, так как я стремилась поскорее увидеть моего маленького Михаила, которого я оставила на попечении бабушки. После обеда императрица позвала меня и мужа в отдельную комнату и тут, попытавшись еще раз отговорить меня от поездки, осторожно объявила мне о смерти моего сына Михаила.

Это известие меня глубоко огорчило, но не поколебало моего намерения повидаться со свекровью, которая, без сомнения, была также удручена потерей внука, с которым не разлучалась со дня его рождения.

Я не вернулась более в Петровское (имение Разумовского), где императрица оставалась до своего торжественного въезда в Москву; мне удалось не только избегнуть участия в этом торжестве, но и уклониться от переезда в помещение, приготовленное для меня во дворце.

Ее величество въехала в Москву за несколько дней до своего коронования.

Я видела ее каждый день. Орловы, думая унизить меня, внушили церемониймейстеру, что орден Святой Екатерины не дает мне права на особенное место во время церемонии коронования; он действительно не давал никакого особого преимущества в этом отношении, но уже пятьдесят лет считался высшей наградой. Петр I, желая привлечь дворянство к службе, особенно к военной, установил немецкий этикет, согласно которому в высокоторжественные дни приглашенные размещались сообразно чинам, жены – по чинам своих мужей, а девицы – по чинам своих отцов; таким образом на торжестве коронования я должна была занимать место жены полковника. Всё относительно на этом свете; место жены полковника было самое последнее в соборе; им отводился последний ряд на высоком помосте, сооруженном в церкви. Мои друзья думали, что я обижусь этим, и находили даже, что мне не следует ехать в церковь.

– Я непременно поеду, – отвечала я, – я непременно хочу видеть церемонию, которую никогда не видела и, надеюсь, никогда не увижу более. Мне совершенно безразлично, на каком месте я буду сидеть; я настолько горда, что думаю, что своим присутствием украшу самое последнее место и сделаю его равным самому первому. Не меня ведь будут бранить за это, так что мне не придется краснеть, и я настолько великодушна, что желаю, чтобы и других за это не журили.

Двадцать второго сентября, в день коронации, я, по обыкновению, отправилась к императрице, только гораздо раньше обычного часа. При выходе ее из внутренних покоев я следовала непосредственно за ней (великий князь был болен, а императорской фамилии не было). В соборе я, весело улыбаясь, отправилась на свое скромное место, которое не уготовило мне никаких неприятностей, за исключением одной: я не знала никого из дам, занимавших места наравне со мной. Я рассуждала, что если бы в театре давали оперу, которую мне так бы хотелось видеть, и не оставалось бы хороших мест, я со своей страстной любовью к музыке согласилась бы скорей занять место в райке, чем вовсе пропустить спектакль. Здесь было почти то же самое. Те, кто согласится со мной, что можно быть униженным только собственными поступками, не удивятся тому, что я отнеслась так равнодушно к этому инциденту.

По выходе из церкви ее величество села на трон; тут же я была назначена статс-дамой[20]. Было много новых назначений. Мой муж был сделан камер-юнкером с чином бригадира; ему вместе с тем было оставлено и командование Кирасирским полком.

В продолжение нескольких недель шли беспрерывные празднества. Москва была довольна, и зима проходила среди всеобщего веселья. В это время граф Бестужев, о котором я уже упоминала, прочел некоторым лицам вздорную челобитную на имя императрицы, в котором ее всеподданнейше, всепочтительнейше и всенижайше просили избрать себе супруга ввиду слабого здоровья великого князя. Несколько вельмож подписали ее, но когда он явился с этой челобитной к моему дяде канцлеру, эта безумная и опасная затея была навсегда предотвращена мужественным его поведением. Он прервал графа Бестужева и просил его не нарушать покой, столь необходимый ему вследствие его болезни, и не волновать его столь нелепыми и опасными для спокойствия и счастья родины планами; он не захотел слушать дальнейшего чтения фантастической челобитной и, повернувшись к Бестужеву спиной, вышел из комнаты. Бестужев вообразил, что дядя столь решительно отверг его проект, опираясь на могущественную партию. Между тем он почти никого не видел по болезни; в городе уже упорно держались слухи, что Бестужев был орудием честолюбия Григория Орлова.

По уходе Бестужева дядя велел заложить карету и, несмотря на болезнь, поехал просить аудиенции у императрицы, немедленно принявшей его. Он рассказал императрице о странном заявлении, которое сделал ему Бестужев, представил ей, сколько затруднений явилось бы, если бы она поставила над собой повелителя в лице мужа, и выразил мнение, что, по всей вероятности, народ не пожелает видеть Орлова ее супругом. Императрица уверила его, что она никогда не уполномочивала этого старого интригана на подобный шаг, и сказала, что не забудет откровенного и благородного образа действий дяди, в котором она усматривает и чувство дружбы лично к ней. Дядя ответил, что он исполнил только свой долг и предоставляет теперь ей самой подумать над этим, и удалился. Подобное поведение канцлера вызвало всеобщее одобрение и уважение к нему.

Тем временем заболела младшая сестра моего мужа, княжна Анастасия. Невежество ее врача привело к тому, что ее сильный организм лишь несколько оттянул смерть. Она