Наталья Муравьева - Беранже Страница 21

Беранже, конечно, не думает заводить тяжбу, хотя и возмущен поведением Аделаиды. Он взял в долг у Кенекура, чтоб похоронить отца, а на остатки занятых денег купил на распродаже имущества, затеянной наследницей, старые часы покойного в память о нем.

«Что бы я делал без вас? — пишет Пьер Жан Кенекуру. — Весь в долгах. Что за будущее? Как! Неужели всегда придется мне зависеть от других!»

Вместе с сестрой Софи он наносит траурные визиты родственникам. Софи, худенькая, скромная, вся в черном, похожа на монашку, она и хочет уйти в монастырь. Как Беранже ни отговаривает ее от этого шага, девушка упрямо стоит на своем: видно, боится быть в тягость брату. Ведь он еле перебивается, даже за квартиру заплатить нечем. Не сняв траура, вынужден сочинять веселенькие куплеты к предстоящему карнавалу, чтоб хоть немного заработать.

Неужели он так и не выбьется и все мечты его разлетятся прахом?

«Ах, мой друг, напрасно я стараюсь рассеяться, отвлечься, — пишет Беранже тому же верному Кенекуру, — годы идут. Скоро будет потеряна всякая надежда…»

Но об этих его горьких мыслях не должен подозревать никто, кроме самых близких. «Не показывайте это письмо нашим друзьям, — тут же спохватывается Беранже, — не то они усомнятся в моей веселости».

Да, он дорожит своей репутацией Весельчака и постарается оправдать ее, несмотря ни на что.

«Изгнать печаль еще важнее, чем изгнать бедность», — говорит он. Помогает ему в этом Жюдит.

— Ничего не потеряно. Трудись. Поэзия — твое призвание, — твердит она, вторя тому внутреннему голосу, который не умолкает в нем самом.

Весной 1809 года Беранже пишет песню «Мое призвание». Хилый и некрасивый герой песенки затерт жизнью.

Грязь в пешего кидаютКареты, мчася вскачь;Путь нагло заступаютМне сильный и богач.Нам заперта дорогаВезде их спесью злой.Я слышу голос бога:«Пой, бедный, пой!»

Беранже пропоет эту песню друзьям в «Обители беззаботных». Они поймут и не осудят брата Весельчака за горькие ноты, прорывающиеся сквозь юмор.

Содружество провинциальных песенников становится для него трибуной и оплотом. Здесь впервые получили признание любимые его герои.

Вот один из них, вооружившийся против всех невзгод веселым смехом, маленький человек под хмельком:

Как яблочко, румян,Одет весьма беспечно,Не то, чтоб очень пьян —А весел бесконечно.Есть деньги — прокутит;Нет денег — обойдется,Да как еще смеется!«Да ну их!» — говорит,«Да ну их!» — говорит.«Вот, — говорит, — потеха!Ей-ей, умру,Ей-ей, умру,Ей-ей, умру от смеха!»

Как похож герой этой песенки на молодого Беранже! И каморка на чердаке та же — с дырявой крышей, с зимним холодом. И одежда та же и веселость, которая не изменит до конца. Перед смертью, когда поп будет сулить ему ад кромешный, герой-бедняк раскатисто захохочет:

Ей-ей, умру от смеха!

А вот еще один, из того же стана неунывающих:

Всю жизнь прожить не плача,Хоть жизнь куда горька…Ои ли! Вот вся задачаБедняги-чудака.

В наследство от отца-республиканца бедняге-чудаку досталась шляпа, украшенная когда-то трехцветной кокардой. И он не станет ломать ее перед знатью. Он горд и весел, несмотря на всю скудость своего достояния.

Жизнерадостным беднякам из песен Беранже под стать их подруги, молоденькие гризетки из парижских предместий — швейки, модистки, продавщицы: веселые и стойкие, насмешливые и ветреные, дерзкие и нежные — Марго, Жанетты, Колетты… И во главе этой щебечущей стайки — Лизетта, любимая героиня Беранже, спутница всей его песенной жизни, которая будет расти, мудреть, изменяться вместе с автором, но никогда не потеряет жизнерадостности и бескорыстия.

Беранже не выдумал своих героев и героинь, они живут рядом с ним, ссорятся в своих каморках, а потом целуются, как голуби; трудятся от зари до зари, страдают от безденежья и голода, но все же поют и смеются. Он не выдумал, а открыл их, типизировал и ввел в песенную поэзию, воплотив в них собственные скорби и радости, любовь к жизни и стремление выстоять, сохранив внутреннюю независимость.

После долгих хлопот и ожидания Беранже получил, наконец, скромную должность экспедитора в университетской канцелярии. Ректор университета Фонтан, несмотря на все лестные рекомендации Антуана Арно, не очень-то благоволил к Беранже и всячески оттягивал зачисление его в штат. Вместо обещанных двух тысяч в год Беранже назначили одну. Он не слишком огорчен и утешает себя тем, что служба оставит ему силы и время для занятий поэзией.

— Держись, друг, — шутливо приговаривает он, чистя по утрам свой старый сюртук.

Будь верен мне, приятель мой короткий,Мой старый фрак, — другого не сошью…

Он обязательно сложит песню о старом фраке и его обладателе. И это будет одна из лучших его песен, но над ней придется порядком потрудиться. Постепенно и песенки он начинает так же тщательно шлифовать, как поэмы. Сколько превосходных, никем не початых сюжетов встает перед его глазами и просится в песни! Он учится, не уходя от прозы жизни, переплавлять ее в поэзию (это получается у него лишь на песенной тропе, а не в чинной аллее высоких жанров!). И он уже отлично научился — и в жизни и в песнях — побеждать мелкие невзгоды смехом.

В воскресенье, 3 декабря 1809 года, в соборе Парижской богоматери должна состояться торжественная месса в честь возвращения Наполеона из Вены. У Беранже есть, входной билет, но нет подходящего костюма. Старый фрак еще держится, а вот с панталонами дело хуже. Он сочиняет шутливое письмо в стихах другу Вильгему:

Пять королей сберутся в храмеХвалу всевышнему гнусить,Меня, надеюсь (между нами),Не позабудут пригласить.Рубашка чистая готова,Чулки и галстук сменены,И фрак есть черный, хоть не новый, —Но где парадные штаны?…Вильгем, ты щедр, всегда радушен,Ты чуток к горестям чужим.Ты — сам бедняк — великодушенИ не найдешь меня смешным.Судьбы коварство мне знакомо,В деньгах мы оба стеснены…Не можешь ли остаться домаИ мне отдать свои штаны?

Вернувшись со службы, он обычно погружается в свои рукописи, забывая обо всем.

Так было и в один из январских дней 1810 года.