Станислав Аверков - Как я обстрелял Соединенные Штаты Америки Страница 22

Эта справка во многом изменила жизнь Козлова. Он начал получать льготы, пришло официальное признание.

А после упоминавшегося уже мною письма из ФСБ теперь были сняты даже мельчайшие поводы для завистников и недоброжелателей упрекать его в чем-либо. Приведу еще раз выдержку из этого письма, пришедшего несколько лет назад из ФСБ в адрес Александра Ивановича, поставившего последнюю точку в борьбе ветерана за свое доброе имя. В нем есть такие слова:

«Дорогой Александр Иванович! Невозможно переоценить вклад в Победу советских разведчиков, работавших в глубоком тылу врага. Мы с уважением относимся к Вашему подвигу и сочувствуем драматическим вехам в Вашей судьбе. Мы рады, что справедливость восторжествовала, и Родина, хотя и с опозданием, смогла оценить Ваши боевые заслуги. Отныне Ваше имя занимает достойное место в истории советской контрразведки».

Да вот только очень уж поздно восторжествовала эта справедливость.

9. XX век – эпоха крутых переломов

Вернемся в 1943 год. Александровский многое рассказал партизанскому начальнику особого отдела Заварыкину. Подробно остановился на том, что произошло с ним в лагере для военнопленных в городе Борисове. О его освобождении из лагеря Столяровой и Мухиными.

На сообщение начальника особого отдела партизанской бригады имени Щорса Москва отреагировала незамедлительно.

Поздней осенью 1943-го года из партизанского отряда западнее Минска вылетели два самолета По-2.

В одном из них Сергей Сергеевич размышлял:

«По какой причине меня вызвали в Москву? В партизанском отряде боевые дела складывались нормально. Лично я расстрелял десяток фашистов. Из-за чего и кому я понадобился в Москве?»

Через четыре часа партизанский радист принял радиограмму:

«Объект «ПО» попал под заградительный огонь противника».

Радиограмму прочитал начальник особого отдела Заварыкин, вздохнул:

– Пусть земля будет пухом Сергею Сергеевичу…

А в это время близ Москвы на специальном аэродроме приземлился один из двух вылетевших с партизанского аэродрома самолет По-2. К нему подкатил «виллис». Из него выскочили майор и солдат с автоматом. Они подбежали к самолетному трапу.

Александровского посадили в «виллис» на заднем сиденье, рядом с автоматчиком. Сергей Сергеевич воскликнул:

– Как я рад быть в Москве! Дышать московским воздухом!

Сопровождающие молчали.

– По какой причине меня срочно вызвали?

В ответ молчание.

– Скажите, кто меня срочно вызвал из партизанского отряда? Михаил Иванович Калинин?

И снова сопровождающие не проронили ни слова.

В центре Москвы автомобиль остановился. Майор спросил:

– Вам знаком этот дом.

Здесь должны жить мои братья.

– Сейчас мы вместе с вами пройдем в квартиру вашего брата Андрея Сергеевича и вы ему скажете:

– Я приехал с фронта и буду по делу в штабе партизанского движения.

– Почему мой брат должен знать о штабе фронта? Что за несуразица?

– Делайте, что вам говорят!

Так московские родственники узнали о прибытии Сергей Сергеевича в Москву. И более ничего!

… «Виллис» остановился возле железных ворот. Они раскрылись. Внутри двора были здания серого цвета. В одном из них Александровский был заперт в одиночной камере.

Допросы вели разные следователи. Их методику ведения следствия красочно описал киносценарист и режиссер Валерий Семенович Фрид в своей книге лагерных воспоминаний «58 с половиной, Записка лагерного придурка» (опубликована в журнале «Киносценарии»). В 1944 году Валерий Семенович был осужден за антисоветские разговоры во ВГИКе (Всесоюзном государственном институте кинематографии) и отсидел 10 лет в северных лагерях. После отсидки окончил ВГИК, написал сценарии многих советских фильмов «Овод», «Экипаж», «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» и других. Привожу отрывок из его воспоминания о пребывании на Лубянке:

«На основании личного опыта я мог бы написать краткую инструкцию для начинающих следователей-чекистов «Как добиться от подследственного нужных показаний, избегая по возможности мер физического воздействия»:

Пункт I. Для начала посадить в одиночку. (Я сидел дважды, две недели на Малой Лубянке и месяц на Большой).

Пункт II. Унижать, издеваться над ним и его близкими. («Фрид, трам-тарарам, мы тебя будем судить за половые извращения». – «Почему?» – «Ты, вместо того чтобы е… свою Нинку, занимался с ней антисоветской агитацией»).

Пункт III. Грозить карцером, лишением передач, избиением, демонстрируя для наглядности резиновую дубинку.

Пункт IV. Подсадить к нему в камеру хотя бы одного, кто на своей шкуре испытал, что резиновая дубинка – это не пустая угроза. (С Юликом Дунским сидел Александровский, наш посол в довоенной Праге. Его били так, что треснуло нёбо).

Пункт V. Через камерную «наседку» внушать сознание полной бесполезности сопротивления… и т. д.

… Вообще-то на Лубянке били сурово. Я уже упоминал про треснувшее небо Александровского, соседа Юлика по камере. Двадцатидвухлетнему Юлику он казался стариком. На самом деле Александровскому было тогда меньше пятидесяти – об этом мне сказал недавно его сын. «Старик», кроме того, что был нашим послом в довоенной Праге, первым перевел на русский рассказы Чапека. Во время войны он оказался на оккупированной территории и выдавал себя за неграмотного крестьянина, чтобы не вызвать интереса оккупационных властей. Зато вызвал живейший интерес советских органов: его привезли на Лубянку, потребовали признаться, что сотрудничал с фашистами – и били нещадно. Скорей всего, это были несанкционированные побои, следовательский экспромт. (Да и самому Юлику следователь пару раз вмазал сапогом по ноге.) А на серьезную обработку резиновой дубинкой требовалась, говорили, санкция высокого начальства – и присутствие врача… Но кто за этим следил?»

Для Александровского санкции были выданы. Но кем?

В то время в СССР были три «Смерша» (ВИКИПЕДИЯ):

– Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны (НКО) – военная контрразведка, начальник – В. С. Абакумов. Подчинялось непосредственно наркому обороны И. В. Сталину.

– Управление контрразведки «Смерш» Наркомата Военно-Морского Флота, начальник – генерал-лейтенант береговой службы П. А. Гладков. Подчинялось наркому флота Н. Г. Кузнецову.

– Отдел контрразведки «Смерш» Наркомата внутренних дел, начальник – С. П. Юхимович. Подчинялся наркому Л. П. Берии.

Все трое почти не соприкасались друг с другом. Может быть, только лишь во время рассмотрения следственного дела на заседании особого совещания. Да и особые совещания были у «Смершей» разные. Какой из них занимался Александровским? Судя по воспоминаниям Фрида – Бериевский. Делом агента «Байкал-60» Козлова занимался Сталинский «Смерш». Поэтому и стыковки между делом Александровского и отчетом Козлова о разведывательной работе в Борисове не было.

После Победы Козлов был переправлен из Франции в Москву. Там встретился со своей женой Евдокией Тимофеевной Вилковой.

Она приехала из Германии с чемоданом с личными вещами. Чемодан был с двойным дном – в тайнике лежали фотографии и документы о деятельности "Сатурна".

Вы представляете, какой богатейший секретный материал привезла для «Смерша» Евдокия! Он был передан в сталинский «Смерш». Конечно, бериевский «Смерш» его не получил.

Козлов, воспользовался чемоданом жены и тут же написал подробнейший отчет о своей работе. Помог удивительный тайник Евдокии.

Александру и Евдокии сталинским «Смершем» было приказано молчать. Александр нарушил молчание и получил срок – три года. Только с позволения министра государственной безопасности Андропова он разговорился. А Евдокия молчала до конца XX столетия.

Переместимся в 1944 год. В Москве, на улице Горького, в доме номер шесть изумительной красоты женщина читала письмо, доставленное из недавно освобожденного Харькова:

«Дорогая Кларочка! Как мы рады, что пришла наша родная Красная Армия!.. Представить даже не сможешь, как издевались над нами фашисты. Дочку твоего брата – твою любимую племянницу – в 1942 году эсэсовцы сожгли в душегубке…»

По щекам потекли слезы. Что такое фашизм, Клара представляла. С ними соприкоснулась еще в 1920 году в Берлине. Фашистские молодчики пытал прикончить ее мужа – представителя дипломатических кругов Советской России Александровского.

Достала из ящика письменного стола солдатский «треугольник»:

«Ваш муж просил меня написать вам, если я останусь живым и перейду линию фронта. С Сергеем я расстался в конце октября 1941 года. Мы попали в окружение. Разделились на группы, чтобы легче было пробраться к своим. Сообщите, пожалуйста, сумел ли Сергей выбраться из немецкого ада?»

Клара подумала: «Выбрался, мой Серж. Но где он теперь? Его видел брат Андрей. Но почему Серж пропал? Что ответить автору письма?»

… Придя в себя после пыток, на очередном допросе, Серж попытался приподнялся с каменного пола. Снова забытье. Когда очнулся, попытался вспомнить происшедшее.