Гельмут Пабст - Дневник немецкого солдата (Военные будни на Восточном фронте 1941-1943) Страница 22

Вечер тихий, ветер с дождем в сочетании с зеленью сельской местности. Русские дети прибили деревяшку между двух деревьев и привязали к ней веревку. Получились качели. Они качались весь день. Их крики и смех заполнили деревенскую улицу. Дети босоноги, одеты в лохмотья, все в грязи; но они счастливы и здоровы. Вплоть до вечера кто-нибудь из наших парней может включиться в игру и помочь Ване или Тане раскачаться еще выше. Наши солдаты сидят на пороге, играя на губных гармошках и напевая в ночи: "В землянках, на скалах..." Позднее в темноте тут и там видны только огоньки сигарет.

Мартин, этнолог, ставший теперь пехотным лейтенантом, рассказал мне в письме, что ему большое удовольствие доставляет управлять семью деревнями, пытаясь возродить сельское хозяйство. Он говорит, что ему нравилось бы это еще больше, если бы он не был уверен в том, что его опять пошлют на другую работу.

Это верно, что мы ненавидим эту страну и сражаемся с ней; она принесла нам страдания и тоску по дому. Но она также и прекрасна - полна прелести и неведомых сокровищ.

НП расположен у железнодорожной линии. Землянка встроена сбоку от насыпи, потрепанной непогодой, тяжелой, как альпийская шапка, и громадной, как танцевальный зал. Это странное строение. Я взобрался на насыпь и прошел вверх до наблюдательного пункта по деревянному настилу. Тут болото, дикая местность во всем ее великолепии, и омут с теплой коричневой жижей, где мириады комаров, размножающихся при солнечном свете. Там есть несколько блестящих ольховых деревьев, которые мы бросили в болото, чтобы соорудить небольшую гать. Потом там есть огромный муравейник и пара воронок от снарядов, мимо которых проходишь, перед тем как войти на платформу на дереве, которая с жалобным скрипом качается на ветру. Маленькая пилотка торчит, прячась среди верхушек трех елок; вы отдаетесь этому раскачиванию и слушаете кукушку. У елей уже появились крошечные кроваво-красные шишки, которые пробиваются среди зелени.

Глава 7.

Конец первого года

В начале лета 1942 года главные силы немцев были сосредоточены, на фронте южной армейской группировки, где продвижение в новом направлении на Майкоп и Кавказ диктовалось потребностью Гитлера в нефти. Вслед за неудачным контрнаступлением русских на Харьков Нем4ы развернули наступление 28 июня, когда 4-я танковая армия (теперь уже переброшенная) прорвалась между Доном и Донцом, а за ней последовала 6-я армия фон Паулюса, которой была поставлена задача захватить Сталинград и обезопасить левый фланг. Все это способствовало тому, что обстановка в центральном секторе оставалась относительно спокойной.

Ничего существенного не происходит. На юге наступление продолжается. Здесь у нас все еще есть возможность для передышки. Медленно, шаг за шагом, мы сбрасываем с себя свое оцепенение, как тесный костюм. Теперь мы осознаем, какими слепыми и бесчувственными сделала нас зима.

Это более того, что можно было бы допустить. Я прошел через брешь в задней части помещения на НП, позволяя молодым веткам хлестать меня по рукам, и остановился на некоторое время в прогалине. Гряда облаков протянулась с севера по бледному вечернему небу. Как огромно небо над Россией!

День за днем свистят пули пулеметных очередей над нашим укрытием. Ночью их свист отдается в лесу резким эхом. Ничего не происходит: потом кто-нибудь встает и выходит из землянки, а несколько секунд спустя он уже мертв. Ночь была спокойной, прозвучала лишь одиночная очередь, но она попала в него. Скажешь: "Черт побери, он был хорошим парнем", а на следующий день увидишь венок, сделанный ребятами, с пучками красных еловых шишек, как открывшиеся раны. Вновь видишь его лицо, точно таким же, как когда он вышел из землянки. Потом оно становится темным.

На короткое время в наш сектор заглянул сержант Браун, а сегодня он нас покидает. Браун отвечал за отделение пулеметчиков возле моего наблюдательного пункта. Он бодрствовал, пока я спал. Наши донесения дополняли друг друга. Вечером я передавал ему музыку, которую перехватывал где-нибудь на позициях, и никто из нас не выпивал свой шнапс в одиночестве. Он был асом, сумевшим поджечь блиндажи в П. и сжегшим последние сараи. С железным спокойствием он стрелял очередями трассирующих пуль, прислонившись к дереву, прицельная дальность 600. Очередь за очередью по одной и той же точке, до тех пор пока она не начинала дымиться. Вчера Браун сказал: "Что, добровольцы на выход в дозор? Я - нас. Я уже достаточно находился". Но сегодня он ругался, потому что не пошел туда. Ночью они обнаружили, что огневые позиции русских пусты. Они прошли через землянки, и с ними заговорил русский часовой в проходе, который не понял, кто идет.

Есть другие люди, которые с винтовками на ремне, расстегнутыми кителями и пилотками набекрень пробираются через сельскую местность. Есть что-то во взгляде их глаз, что отличает их от всех прочих. Их сразу узнаешь. Это те, кто ведет войну. Они несокрушимы. Они маячат повсюду, ввязываются во все предприятия. Опасность их привлекает, им нравится играть со смертью. Такие люди редко попадаются. Они слишком быстры, слишком умелы, слишком решительны. Они овладевают игрой и ведут ее продолжительное время. Потом они слишком часто ломают правила игры или же встречают достойного соперника. Один фельдфебель подбил двадцать восемь танков в ближнем бою; затем он поднялся на башню к командиру двадцать девятого всего лишь с пистолетом в руке. Он опоздал на секунду. Они выстрелили одновременно, и оба были убиты.

С такими людьми трудно ладить в тылу, по на фронте, если они попадают в руки к хорошему офицеру, они могут превратить роту в первоклассную боевую единицу, потому что их боевой дух и смелые решения передаются всем остальным. Мужество и смелость заразительны, точно так же как и трусость.

Вечером пошли длинные донесения об активности противника. Они дополнили картину. Атаку ожидали. Она началась в 3.00. Противник открыл огонь всеми имеющимися у него средствами, ослепляя наши пункты наблюдения, обстреливая артиллерийские позиции, сосредоточивая огонь на нашем плацдарме в Р. Почти сразу же замерли проводные линии связи; сообщение об атаке пришло по радио. Прием был слабым. Мы открыли заградительный огонь вслепую, ориентируясь на шум боя, усиливавшийся вокруг Р.

На рассвете мы вышли наружу и наблюдали черный дым от разрывов снарядов на краю леса, наползающий к нашим огневым позициям. На артиллерийских позициях один человек получил ранение. Около ста двадцати снарядов среднего калибра упали около НП. Мы открыли заградительный огонь всей своей мощью, сделав от восьмисот до тысячи выстрелов, но на самом деле говорили, что их было почти две тысячи, и половина из них - по Р. Наши собственные потери были невелики, а позднее на НП сообщили, что штурм Р. был сорван огнем нашей батареи.