Леон Дегрель - Гитлер на тысячу лет Страница 22

Мы восседали за обеденным столом, а внизу, в саду духовой оркестр Вермахта в полном составе оглашал своей музыкой левый берег Сены, ради услаждения слуха двух молодых людей. Вдвоём мы изучили все варианты возможного будущего Бельгии. Он отправился в Берхтесгаден, чтобы обсудить эту проблему с Фюрером. Он рассказал ему о нашей встрече, состоявшейся в 1936 г., и о том впечатлении, которая она произвела на него. Он посоветовал Гитлеру пригласить меня. Он предупредил меня о том, что в Брюссель за мною со дня на день должна прибыть машина, попросив меня быть готовым в любой момент отправиться в Берхтесгаден.

Я ждал.

Мне пришлось ждать три года, прежде чем я наконец встретился с Гитлером. Четырежды раненный в семнадцати боях, вырвавшийся накануне из окружения под Черкасском на Украине, я оказался ночью с сумрачном еловом литовском лесу, где меня пригласили в личный самолёт Гитлера, и тот собственноручно надел мне на шею ленту с «Рыцарским Крестом». Но три года были потеряны безвозвратно. Как я узнал позднее, всё рухнуло в октябре 1940 г., поскольку фламандские руководители, подстрекаемые немецкой службой безопасности, мечтавшей о разделе Бельгии на две части, заявили, что договор Гитлера с валлонцем, толкнет фламандскую часть Бельгии в оппозицию. Это было абсолютной глупостью и полностью противоречило истине. На выборах в 1936 г. я получил почти равное количество голосов как во Фландрии, так и в Валлонии. Более того, в 1937 г. мы достигли согласия с вождями фламандских националистов относительно наших политических программ и планов по дальнейшим действиям. Но поскольку немецкие разведслужбы утверждали, что договоренность со мной приведёт к вспышке вражды между двумя разноязычными группами в зоне боевых действий, служившей главной базой для воздушной войны Германии против Англии, Гитлер решил перенести переговоры на более позднее время. Мы оказались в тупике.

После отмены запланированной встречи со мной, король Леопольд, вопреки уговорам, попытался сам встретиться с Гитлером. Его сестра, наследная принцесса Италии, жена Умберто, бывшего в то время привилегированным союзником Райха, молодая, длинноногая, светлоглазая женщина, с твердым взглядом, стала преследовать Фюрера в Берхтесгадене с той настойчивостью, которую умеют проявлять женщины; иногда крайне некстати. Гитлер наконец принял Леопольда III, но принял холодно. Ничего конкретного он ему не сказал. Он предложил ему чашку чая. Встреча ограничилась переливанием из пустого в порожнее, не более продуктивным, чем гадание на кофейной гуще. Это был полный провал. Всё, сделанное нами за зиму 1940–1941 гг., чтобы растопить немецкий айсберг, прочно осевший на наших берегах, закончилось ничем. Наши предложения — особенно сделанные мною во время крупного митинга, состоявшегося во «Дворце Спорта» после Нового года — не принесли никаких результатов, кроме нескольких строчек банального отчёта в «Фёлькише Беобахтер».

А в сущности, знал ли сам Гитлер, чего он хотел? Как говорил генерал де Голль в мае 1968 г., во время революции студентов Сорбонны, требовавших его отставки, «ситуация была непредсказуемой». Продолжалась бы война против Англии? Или, как верил и говорил о том генерал Вейган: «Великобритания в любой момент могла пасть на колени, раздавленная сталью и огнём»?

А Советы? Проныра Молотов, с бегающим взглядом из-под очков, одетый как мелкий торговец, в мешковатых штанах, пузырящихся на коленях, в октябре 1940 г. прибыл в Берлин, привезя Гитлеру перечень обильных блюд, которые в ближайшее время Сталин желал видеть на своём столе. Армии Третьего Райха едва начали занимать половину Европы, как Советы вознамерились получить без затрат и без риска другую половину континента! Сталин, этот ненасытный обжора, уже извлекший выгоду из польской компании 1939 г., в один присест заглотал три балтийские страны. Ситуация повторилась в июне 1940 г., когда он сожрал Бесарабию. Теперь он требовал ни больше, ни меньше, как полного контроля над Балканами.

Гитлер был врагом номер один для Советов. Крайне неохотно, чтобы избежать с самого начала войны на два фронта, в августе 1939 г. он объявил передышку в своей борьбе против коммунизма. Но уж, конечно, он не собиралась дать Советам возможность закрепиться даже на краю континента, который он только начал объединять.

Угроза была очевидной. Опасность была серьёзной и совершенно прозрачной. Гитлер не мог допустить скопления русских армий на границах Райха, рискуя однажды получить удар в спину с Востока. Необходимо было быть готовыми опередить этот подлый удар, в возможности которого не оставляли ни малейшего сомнения угрозы, сыпавшиеся из зловонной пасти Молотова, этого грязного хорька. Чтобы выиграть время, Гитлер втайне начал подготовку операции «Барбаросса», разработка которой была доверена генералу Паулюсу, позднее потерпевшему сокрушительное поражение под Сталинградом. Тем временем в Европе ситуация оставалась по-прежнему неопределённой. Внутренние разногласия между французами и стремительный отказ от политики сближения с Петеном, показали Гитлеру, что необходимо выждать некоторое время, чтобы утрясти дела на Западе. Мораль различных западных народов исчезала. Их подтачивали расовые, языковые, племенные различия, и не было никакого великого дела или хотя бы великой надежды, которые могли бы заставить их воспрянуть духом.

Но для меня было очевидно — ещё два-три года подобного застоя и Бельгия созреет для исчезновения, фламандцы более-менее очевидным образом растворятся в объединённой Германии, а валлонцы, эти бесполые европейцы, ни французы, ни немцы, будут просто вычеркнуты из истории; и тихое устранение короля Леопольда, практически ставшего невидимкой, изолированного от своего народа, слоняющегося между своей пустой библиотекой и чуть более оживлённой детской, тем не менее, с политической точки зрения не могло изменить ситуацию.

Что мне оставалось делать? Надеяться на новую встречу с Гитлером? Но о ней больше не было речи. Договариваться с мелкими сошками в Брюсселе? Но они ничего не решали. Помимо прочего, они пыжились от самодовольства, присущего победителям в войне, свысока смотрящими на побеждённых штафирок. Мы испытывали обоюдную неприязнь. Нужно было добиться того, чтобы в один день на равных говорить с Гитлером и победоносным Райхом. Но как это сделать? На тёмном политическом горизонте не виднелось ни малейших проблесков.

Именно в это время внезапно 22 июня 1941 г. началась превентивная война против Советов, сопровождаемая призывом Гитлера к добровольцам всей Европы принять участие в битве, которая должна была стать уже войной не только немцев, но войной, общей для всех европейских солдат. Впервые с 1940 г. возник общеевропейский план.