Николай Попель - Впереди - Берлин ! Страница 22

Я связался с Шалиным и попросил передать Конькову и Журавлеву, чтобы они организован переброску всего необходимого для Бабаджаняна и Гусаковского.

По скату оврага стало заметно передвижение двух фигур. В перемазанном, небритом человеке с покрасневшими веками с трудом можно было узнать И.Ф. Дремова. Вторым шел М.М. Литвяк.

Иван Федорович поскользнулся на сыпучем обрыве и съехал на каблуках прямо к Катукову. Тот не дал ему опомниться.

- Связь с Бабаджаняном имеешь? Дремов беспомощно развел руками.

- Нет. Потеряна.

- А где сам пропадал в такое время? Почему не выходил к нам на связь?

Объяснение Дремова звучало правдоподобно:

- Немцы окружили мой КП. Рацию разбило. Осталось всего несколько человек. Крутили нас - еле выбрались. Связь держать было нечем.

Но теперь Катукова нелегко было провести. Он отрезал напрямик:

- А с Гетманом с какой рации переговоры велись, святой великомученик Иоанн?

- Да., вот... пытался связаться, узнать, - начал оправдываться "великомученик".

В этот момент десяток снарядов взбороздил обрыв. На наши головы полетели обломки и щепки разбитых кустов, пласты содранного дерна, кучи земли.

- На другую сторону! - скомандовал Михаил Ефимович.

По немецким вспышкам забила наша батарея. Два снаряда вырыли воронки как раз в том месте, куда мы хотели перебраться. Их разрывы сменились громовыми проклятиями Фролова по адресу коллег из пуховской артиллерии.

Все это отвлекло наше внимание от Дремова. Дальнейший его разговор с командующим происходил на пониженных тонах, хотя Ивану Федоровичу все еще попадало. Я отошел с Литвяком в сторону.

- Собрали кулак, пошли в наступление, - докладывал Михаил Моисеевич. Ночная атака получилась удачно, но неглубоко. Продвинулись всего на два километра. Дальше не пробиться. Артиллерия лупит, овраги через каждую сотню метров. И в каждом - "фаустники". Мы хотели в четвертый раз атаковать, когда вызов на ваш КП пришел.

Михаил Моисеевич поглядел наверх, где, не переставая, рвались свои и чужие снаряды, и удивленно сделал вывод:

- А у вас здесь обстановочка!

Катуков отдавал последние распоряжения Дремову:

- Возглавишь группу в составе Липатенко, Бойко и Горелова. Будешь бить по деблокирующей группировке. Оттяни на себя все, что можно: облегчи положение Бабаджаняна. Имей в виду: по сведениям воздушной разведки в этом районе сосредоточиваются новые танковые части.

Дремов и Литвяк отправились готовить группу, чтобы к утру начать контрудар.

Уже перед рассветом к нам прибыл Журавлев, рядом с которым устало брел офицер. Китель офицера был порван, рука на перевязи. Я не сразу узнал в нем A.M. Рудовского, заместителя командира танко-самоходного полка по политчасти. Губы его почернели, по телу время от времени пробегала дрожь от контузии.

Журавлев доложил кратко:

- Перевезли на "У-2" медиков, политработников, грузы. Мест не хватало. Выход нашли: на заднее место самолета сажали двух человек. На колени друг другу. Основную массу людей перевезли в контейнерах. Подвешивали к бомбодержателям.

- Врачи не боялись?

- Некоторые бледнели. Отправил политработников в окруженные части с задачей вести работу среди раненых и местного населения. Возглавляет Павловцев.

- Как Павловцев?! Зачем его послали? - накинулся я на него.

Надо сознаться что я, как мог, старался уберечь Павловцева. Но война есть война, человека с его характером трудно было удерживать: он так и стремился в опаснейшие места. На Курской дуге выпросил назначить его замполитом минометного полка, а сейчас полетел в окружение.

- Настоял на своем,- оправдывался Журавлев.- "Ничего, - говорит, - молодые гибнут, а я свое прожил. Не отпустите - буду жаловаться Николаю Кирилловичу..." Пришлось послать. Вот этот тоже туда просится, - кивнул он на Рудовского. - Только что вывезли, и опять туда же. Я ему сказал, что нельзя, а он одно твердит: "Везите меня к генералу Попелю, я доложить обязан". Наконец-то перед нами был человек, от кого можно подробно узнать о том, что творилось в окруженных частях, которые в свою очередь сами окружали немцев в Сандомире.

- Приказ выполняем, - докладывал Александр Михайлович Рудовский. - Вышли к югу за Опатув, понесли большие потери, противник контратаковал семь раз. Положение было тяжелое, боеприпасы кончались. Мельников предложил все снаряды передать в одну роту, все горючее туда слить. А что с остальными самоходками делать? Я пошел в овраг к раненым. Агитировать надо было немного: кто на чем, а доковыляли до машин. Горючее немецкое использовали. Мельников будто вернулся к жизни: расцеловал меня и дал - из последнего! - по снаряду на самоходку. Поставили мы роту на усиление боевых порядков пехоты: им веселее и немцам страшновато. Вдруг с фланга - крик, визг, пыль до неба, глаза слепит, солнце на шашках играет. Конная лава мчит. Приблизились они - как при Чингиз-хане: власовцы, изменники, лошадки у них маленькие, выносливые. Шашкой, что ли, башни самоходкам хотели срубить? Мы развернулись, подпустили их совсем близко, некоторые до нас доскакали, шашками сверху достать пробовали. Тут мы их в упор чесанули из пулеметов. Они думали, что самоходки стоят подбитые, решили нас на испуг взять.

Рудовский внезапно прервал рассказ.

- Теперь личный вопрос. Чувствую себя здоровым. Я и уезжать не хотел оттуда, но Мельников настоял: просил доставить снаряды. Разрешите вернуться в полк!

Столько энергии и силы было в словах Рудовского, что я согласился отпустить его...

Журавлев продолжал доклад:

- Ко мне из госпиталя звонили насчет Подгорбунского. Он якобы по вашему вызову уехал и до сих пор не явился обратно.

- Какой вызов? Я не вызывал его. Может, Литвяк?

- Литвяк лично не вызывал, но рассказал, что корпусные разведчики не могли выполнить задание - пробиться к окруженным - и привезли из госпиталя Подгорбунского. В госпитале врачу объяснили, что его срочно вызывает генерал Попель. А в корпусе предъявили справку о его выздоровлении. Дремов потребовал от Подгорбунского любой ценой прорваться к Бабаджаняну и объединить в котле раздробленные мелкие части. Уже после моего звонка Литвяк заметил, что справка была не подписана, а печать на ней смазана - букв не разобрать. Я спросил, где же сейчас Подгорбунский, и Литвяк ответил, что есть сведения, будто успешно прорвался, сделал то, чего никто не смог сделать.

Небо бледнело. Чуть-чуть пробились из-за горизонта лучи солнца. Высоко взошла утренняя звезда - яркая Венера. Мы с Журавлевым ехали в 64-ю гвардейскую танковую бригаду подполковника И.Н. Бойко. Прошли ровно сутки с той минуты, как Горелов крикнул мне: "Разведка боем!"

- Какое сегодня число, Алексей Георгиевич?