Борис Шапошников - Воспоминания о службе Страница 22

В конце апреля весь Московский гарнизон (более двух пехотных дивизий и кавалерийская бригада с их артиллерией, все училища и строевые роты кадетских корпусов) принимал участие в общем параде, для чего войска выстраивались на Театральной площади тылом к театрам и проходили торжественным маршем по направлению к Александровскому скверу. В те времена Театральная площадь была без скверов. Первым проходило Александровское училище, затем наше, Московское военное училище, строевые роты кадетов и далее войска.

Принимавший парад командующий войсками округа становился при входе с Театральной площади в Охотный Ряд. Проходили роты, развернутые в две шеренги, рота за ротой на 50 шагов…

ПРОИЗВОДСТВО В ОФИЦЕРЫ

15 мая 1902 года начинался лагерный период обучения, который завершался 1 сентября для младшего и 6—10 августа для старшего класса производством юнкеров в первый офицерский чин подпоручика. Этот период обучения был наполнен исключительно полевыми занятиями. Проходили ротные, батальонные учения, мелкие тактические занятия, мы отрабатывали рассыпной строй, сторожевую службу, проходили курс стрельб, занимались полевой гимнастикой. На младшем курсе юнкера производили по группам полуинструментальную съемку, затем каждый самостоятельно проводил две глазомерные съемки маршрутов. На старшем курсе составлялись глазомерные кроки по тактическим задачам.

Кроме того, летом младший класс возили в Тулу для осмотра оружейных и патронных заводов, а старший класс посещал окружной артиллерийский полигон и присутствовал на артиллерийской стрельбе. Полигон был расположен вблизи села Клементьево, к северу от Можайска. Был он небольшой и со временем утратил свое значение. С открытием в 1928 году другого полигона Клементьевский был мною закрыт (я командовал тогда войсками Московского военного округа). После посещения Клементьевского полигона старший курс осматривал поле Бородинского сражения 1812 года, в то время еще не восстановленное.

Летний период заканчивался участием в окружных или же больших маневрах.

Наше училище располагалось в большой Всехсвятской роще, которая теперь в черте города. Тогда же она была густым и малопроходимым лесом. Главные дороги в роще охранялись караульными и патрулями.

Район наших съемок охватывал Покровское-Стрешнево (ныне Пехотная улица), деревни Шаньково и Никольское, Коптевские выселки. Выходя в 7 часов утра на съемку, мы получали на руки так называемого «мертвеца», т. е. средней величины французскую булку с вложенной в нее котлетой или сыром. Этот «мертвец» поддерживал наше существование до возвращения в лагерь на обед к часу дня. Преподаватели проверяли на месте производимую нами работу.

Лагерь состоял из бараков по два на каждую роту. В тылу лагеря находились навес-столовая, кухня, карцер, склад боеприпасов и квартиры — дачи для начальствующего состава.

В лагерях караульная служба возлагалась для практики на юнкеров. Караульными начальниками были портупей-юнкера, а часовыми — юнкера младшего и старшего классов. Я не говорю о дежурных и дневальных по ротам, которые несли свою службу так же, как и зимой.

Лето 1902 года было сносное, дождей перепадало сравнительно мало, и они не мешали занятиям. Если строевая и тактическая подготовка была у нас хорошей, то в стрельбе мы были малоискусны. Как-то на это мало обращалось внимания в училище.

Распорядок дня в лагерях немногим отличался от зимнего. Подъем был в 6 часов утра, затем туалет и утренний осмотр. В 7 часов давался чай с хлебом. После этого мы выходили или на съемки, или на строевые занятия. В 1.30 дня хороший сытный обед, после чего предоставлялся отдых. В 4 часа дня полдник: какое-нибудь горячее блюдо — молодой картофель, творог с молоком или котлета и чай. С 4.30 до 7 часов вечера продолжались строевые занятия. В 8 часов вечера ужин — также с мясным блюдом и чаем. Затем в 9 часов вечера перекличка на передней линейке и дальше в 10.30 все ложились спать.

Иногда у нас возникали жалобы на довольствие, но, помню, наш полуротный Бауер говаривал: подождите, будете офицерами, вспомните еще про этот стол. Впоследствии не раз приходилось вспоминать предсказания Бауера, так как на офицерское жалованье приходилось сдерживать свой аппетит.

Была одна обязанность, которая не возлагалась на всех юнкеров, но на мои плечи ложилась два раза. Довольствием юнкеров командиры рот ведали по очереди. В помощь им на месяц привлекались по два юнкера — для выполнения обязанностей счетчика и продовольственного каптенармуса. На первом лежало составление раскладки, меню и ведение всей отчетности, на втором — хранение и выдача продуктов. Оба отвечали за хорошее качество пищи. В обеих этих должностях я побывал, а это значило по месяцу безвыходно сидеть на кухне, там же спать. На занятия мы на это время уже не ходили, потом приходилось наверстывать упущенное. На себя же приходилось принимать все неудовольствия юнкеров за качество пищи, но зато, когда мне впоследствии пришлось командовать ротой, я уже не был новичком в ведении хозяйства…

В середине лета нам стало известно, что в Москву приехал военный министр генерал Куропаткин, и в один из вечеров на перекличке было объявлено, что завтра на Ходынке будет произведен смотр нашему училищу, для чего оно должно выставить роту по штатам военного времени. Наши роты были по 100 человек, а рота военного времени насчитывала 225 человек, иными словами, больше половины училища должно было участвовать в смотре. Командование училища распорядилось, чтобы каждая рота выставила по одному взводу военного времени. К утру рота, одетая по-походному, без всякой репетиции под командованием командира 1-й роты выступила на Ходынку. Нашим, вторым взводом, командовал Бауер.

На Ходынке мы увидели уже выстроенным батальон Александровского военного училища. Пристроившись к нему, стали ожидать приезда Куропаткина. Вскоре военный министр прибыл с большой свитой, поздоровался с нами и затем вызвал батальон юнкеров Александровского училища на батальонное строевое учение. Александровцы начали учение, но видно было со стороны, что идут они плохо, в довершение всего при повороте кругом несколько юнкеров, не расслышав, очевидно, команды, столкнулись с повернувшимися уже и от столкновения попадали. Учение было вскоре окончено. Куропаткин подъехал к батальону и что-то с жаром долго говорил.

Пришла наша очередь. Мы приняли команду «смирно» и застыли. Куропаткин подъехал, слез с коня и начал обходить фронт, осматривая и равнение, и умение держать винтовку, и правильность пригонки снаряжения. Вид его был сердитый. Сделав одно лишь замечание, Куропаткин приказал начать ротное строевое учение. Рота двинулась и на ходу отлично сделала все перестроения, не сбиваясь с ноги. Вдруг Куропаткин остановил роту, приказал офицерам выйти из строя, на взводы стать портупей-юнкерам, а ротой командовать фельдфебелю 1-й роты — тоже юнкеру. Теперь мы еще больше подтянулись, и дальнейшее учение прошло еще лучше.