Михаил Ильинский - Жизнь и смерть Бенито Муссолини Страница 22

Был ли Муссолини атеистом, бескомпромиссным антиклерикалом, как его отец Алессандро? Биографы Муссолини (синьора Сарфатти и другие) утверждали, что дуче с юных лет провозгласил себя атеистом, «сурово обвинял тех социалистов, которые считали религию делом совести». «Наука доказала, что Бога нет, — утверждал он, — а история Христа — это история отверженного еврея, которого родственники считали сумасшедшим и который в сравнении с Буддой был просто пигмеем». Но это его утверждения до 19.14 года, когда Муссолини заверял, что на него самое большое влияние оказал Маркс, гораздо более значительное, чем французский социалист Жорж Сорель или Ницше. На стене в комнате всегда висел портрет Маркса.

После начала мировой войны он стал осторожнее в публичных высказываниях, а после ранения в ногу перестал вообще отрицательно отзываться о Боге. Чем у Всевышнего он вымолил прощение? Видимо, тем, что в 1917-м снял со стены портрет Карла Маркса.

В феврале 1905-го на сорок восьмом году жизни умерла мать Бенито. И его действительно охватило горе. Он бился в истерике, прятался по углам во дворе, боялся переступить порог дома, в котором лежала его мать. На кладбище он произнес такую трогательную речь, от которой у всех проступили слезы. Он говорил о великой религиозной вере, которая не смогла уберечь мать и облегчить горе, но такая вера — от Бога и в Бога — существует. Таким образом, оыл ли Бенито верующим или атеистом? Или его слова даже на могиле матери вообще ничего не стоили? Думается, что всего было понемногу. Когда похоронили мать, он провел ночь в слезах и в объятиях «прекрасных девиц», снимавших душевную боль в публичном доме. Где логика поведения?

Кроме женских объятий никаких других глубоких убеждений он не признавал. При чем здесь Бог, Маркс, Энгельс, Дарвин и другие мыслители из столетия, которое даровало ему, Бенито, жизнь… Он продолжал нападки на церковь. Священников называл «черными микробами», «насильниками над свободой мысли». И за все эти выходки папа римский Пий XI назвал Муссолини… «человеком, ниспосланным Провидением», чтобы избавить Италию от либерализма и «атеистических заблуждений»… Опять вне логики!

Бог же продолжал помогать Муссолини. В феврале 1917 года Муссолини взорвался вместе с перегревшимся минометом. Погибло пять человек. В теле Муссолини оказалось сорок три осколка, и ни одна рана не была смертельной! Позже Бенито вспоминал о взрыве как о самом прекрасном моменте в его жизни…

О том, как был ранен Муссолини, рассказывал друг Бенито Морганьп, который разыскал его в военном госпитале Ронки….В тот момент Муссолини стрелял из миномета в траншее. Он обратил внимание лейтенанта, что ствол орудия сильно перегрет. Но лейтенант не придал этому значения и приказал заряжать следующую мину. После этого миномет и взорвался. На земле остались лежать пять трупов и многочисленные раненые, среди которых был Муссолини. Его перевезли в медпункт, а затем в госпиталь. Взрыв был настолько сильный, что Бенито остался наполовину голый, с огромным количеством ран на теле. Самая опасная рана была на большой берцовой кости левой ноги. Врачи полевого госпиталя потеряли надежду сохранить жизнь раненому, но крепкий организм победил. В скором времени австрийцы начали обстреливать госпиталь, раненых пришлось перевозить в тыл, но состояние Бенито было настолько серьезным, что он не перенес бы транспортировки. Посоветовавшись, хирурги решили ампутировать ногу. В бреду больной кричал: «Делайте что хотите». Врачи сделали операцию, и она оказалась успешной. Нога была сохранена.

Жизнь в госпитале была монотонной и мучительной. Его друзья иногда навещали Бенито. Однажды и король Витторио Эмануэле проводил инспекторский смотр. С ним были английские и французские генералы. Произошла встреча с королем. Неизвестно кто кого развлекал — король Бенито, или Бенито короля и генералов.

Когда состояние раненого улучшилось, он был переведен в Удине, а оттуда наконец в Милан. Ракеле поспешила на встречу с ним: он страшно изменился. Прежним остался только живой взгляд его глаз, похожий «на черный блеск на бледном лице». Во второй раз они встретились в больничной палате. Когда Ракеле пришла к нему, он воскликнул: «Я думал, что больше не увижу тебя, но теперь ты рядом со мной, и я надеюсь выкрутиться». Это словечко «выкрутиться» с тех пор вошло в лексикон Бенито Муссолини.

Пребывание в госпитале не было спокойным. Его директором был дантист из Пармы, разбогатевший на спекуляциях и в конце концов покончивший жизнь самоубийством. Бенито лечил один его близкий друг, доктор Амброджио Бинда. Он разрешил Ракеле надеть форму медсестры Красного Креста, чтобы она могла ухаживать за Бенито, не раскрывая, кто она есть на самом деле. Раз в три-четыре дня надо было прижигать раны ляписом, при этом боль была адской. Ракеле удавалось оставаться там в течение нескольких месяцев, но однажды директор раскрыл хитрость, и Ракеле пришлось уехать…

После выхода из больницы Муссолини вновь занял ноет главного редактора «Пополо д'Италия». Боли были еще сильные, и он не мог ходить без костылей.

Так минул год, а затем пришла победа в войне. Казалось, что начнется спокойная жизнь. Эдда играла на скрипке; она начала заниматься в четыре года. Плата учительнице музыки доходила до 10 лир за урок. Это было дорого, но не было жалко этих денег. Муссолини любил быть последовательным, а в своих письмах с фронта Бенито настойчиво советовал учить малышку музыке. Для всех было радостью видеть крошечную ученицу, усердно игравшую на скрипке. Когда она музицировала, она еще больше походила на Муссолини, хотя резко очерченные черты отца смягчались в личике девочки. Эдда всегда тонко чувствовала музыку, и Бенито гордился ее способностями в искусстве, к которому он сам имел пристрастие.

Эдда ревновала к своему маленькому брату Витторио; вначале она боялась, что привязанность и любовь к ней родителей уменьшится, из-за этого у нес часто и подолгу бывали приступы плохого настроения. Она даже выкидывала скверные шутки. Как-то она внезапно вырвала стул из-под бабушки, державшей младенца на руках.

Витторио, напротив, рос веселым и беззаботным и с удовольствием воспринял известие о рождении брата Бруно, появившегося на свет 22 апреля 1918 года.

Рождение Бруно было связано с забавным происшествием. Бенито не присутствовал при рождении Витторио, так как был на фронте. Он частенько повторял: «И надо же такому случиться, что все радостные новости в нашей семье мне приходится узнавать от других!» И вот за месяц до апреля Бенито постарался составить расписание своих поездок так, чтобы в нужный момент быть на месте. Но непредвиденные обстоятельства заставили его поехать в Геную; дело было срочное, и, кроме того, предположительная дата родов была еще далеко. Итак, он уехал. Стоило ему покинуть Милан, как у Ракеле появились первые симптомы приближения родов, и все произошло так быстро, что даже срочно вызванная акушерка не прибыла вовремя. Бенито приехал на следующий день, расстроенный и рассерженный. Радостную новость ему сообщил его друг Морганьи, встречавший его на вокзале. Он обрушился на Ракеле, которая надолго запомнила его фразу: «Ты, конечно, не могла меня, как всегда, подождать!» Потом он сам смеялся над этими выпаленными в горячке словами.