Энтони Кидис - Паутина из шрамов Страница 22

Но кроме того, что я был фанатом всей группы, Майк и Хиллел были мне наиболее близки. Хиллел знал Джека и Алана намного дольше, но когда он встретил нас, он почувствовал, что мы действительно его люди. Во-первых, Хиллел много курил траву, а те парни нет. Мы были сумасшедшими и делали безумные вещи, а Алан и Джек были больше маменькиными сынками. Поэтому Майк, Хиллел и я стали настоящими Тремя Мушкетёрами на следующие два года средней школы. Для развлечения мы придумали себе альтернативные роли, трёх мексиканцев, которые говорили на стилизованном акценте Чича и Чонга. Я был Фуэртэ[12], Майк был Поко[13], а Хиллел — Флако[14]. Вместе мы назывались Los Faces[15]. Мы были бандой, но не хулиганской, а комедийной. Мы часами играли эти три роли, и это помогло нам развить дух товарищества, который сохранился на долгие годы.

Тем временем мои отношения с Хайей прогрессировали, но не так гладко, как моя связь с Майком и Хиллелом. У нас была одна главная проблема — я не был еврейским парнем, которого предполагали для Хайи её родители. Я никогда не забуду то, как она разъяснила мне ситуацию: «Всё так, как оно есть. Я люблю тебя. Ты мой человек. Но мои родители никогда об этом не узнают, потому что они не хотят, чтобы я встречалась с кем-либо, кто не еврей. Поэтому они полагают, что ты и я — лучшие друзья, мы делаем вместе школьные задания, и на этом всё. Не будь таким нежным со мной, когда приходишь ко мне. Веди себя просто как мой друг».

Это было тяжело. Её отец едва ли говорил мне хоть слово. Её мама была более открыта, но они оба чувствовали что-то некомфортное в их жизнях, и этим чем-то был я. Я всегда мог видеть, как их переживания выражались в её душе. Несмотря на то, что она пыталась оторваться от ограниченного мира своих родителей, они всё ещё сильно удерживали её той связью, с которой она боролась, но, когда ситуация накалялась, она никогда не разрывала эту связь. Она ведь была их дочерью.

Я знал, что она любила меня, но боялась зайти слишком далеко с этой любовью. В одиннадцатом классе, я с ума сходил от желания заняться с ней любовью. У меня были различные сексуальные опыты, но ни один из них не был основан на настоящей любви. Я знал, как клёво было трахаться, но тогда был шанс сделать это всё по-настоящему. Я пытался уговорить её спать со мной, но она не соглашалась: «Нет. Дай мне время. Есть проблема предохранения». Она продолжала откладывать это, и всё переросло в постоянное: «Ты ещё не готова?». Тем временем она удовлетворяла меня рукой, и в этом она была великолепна, но я хотел держать эту девушку в руках и быть внутри неё.

Это сводило меня с ума. Она была моим миром. Я обожал её. Я бы сделал для неё всё. Но она не сдавалась. После семи месяцев отношений мы пошли на свидание, я надел свои лучшие вещи и уложил волосы так хорошо, как только мог. В итоге мы пошли ко мне в комнату без намерения чем-либо заниматься и стали целоваться. Мы разделись и находились в атмосфере любви, света и тепла, весь остальной мир исчез. Это было лучшее, о чём я мог мечтать, это было то, чего я искал, любовь, смешанная с экстазом секса.

С тех пор, когда мы с Хайей начали регулярные сексуальные отношения, я был счастливее, чем когда-либо. Я хотел заниматься с ней сексом весь день и всю ночь, каждый день и каждую ночь. Если я некоторое время её не видел, всё, о чём я мог думать, это о том, чтобы быть с ней. Когда я ездил в Мичиган, я не мог дождаться, чтобы снова увидеть её. Каждая песня, которую я слушал, была о ней. У нас были наши особенные песни: Heroes Дэвида Боуи и Here, There and Everywhere The Beatles.

Мой выпускной год в Фэйрфэкс изобиловал противоречиями. Я и мои друзья были настоящими изгоями, живущими по своим собственным моральным принципам, одним из которых был «Ты должен украсть свою еду». Майк и я разработали метод воровства еды, который оставался непобедимым около двух лет, до тех пор, пока в супермаркетах, наконец, его раскрыли. Я шёл туда и наполнял маленькую красную корзину лучшей провизией, которую они предлагали: свежее филе, лобстеры, коньяк, всё в этом духе. Затем я шёл со своей корзиной к стойке с журналами, который прилегал к выходу. Я выбирал журнал и ставил корзину на пол. Пока я просматривал журнал, я незаметно двигал корзину под хромированными воротами выхода. Затем Майк, который ждал снаружи, заглядывал внутрь, хватал корзину и выходил прямо в дверь. Вскоре у нас появилась восьмифутовая горка пустых красных корзин за моим домом, говорившая о том, что мы могли прокормить себя в своём стиле.

Мы также пользовались нашим давно проверенным и надёжным методом кражи выпивки «Бутылка в штанах». Однажды я даже повысил планку и украл пару лыж. Я пошёл в заднюю часть спортивного магазина и спросил:

— Какие здесь самые лучшие лыжи моего размера?

Продавец сказал:

— Ну, вот эти гоночные лыжи.

Я дождался, когда он уйдёт, взял лыжи и вышел прямо во входную дверь. Я решил, что, если смело пройду мимо кассира, они подумают: «Он взял то, за что уже заплатил, потому что он не останавливается».

В некотором отношении наши антисоциальные выпады поддерживались музыкой, которую мы слушали. Когда я начал учиться в Фэйрфэкс в 1977 году, панк-рок только начал проявлять себя в Лос-Анджелесе. Но это была крошечная субкультура. А Блэки, в свою очередь, был в центре новой музыкальной сцены. Он был одним из первых, кто регулярно посещал панк-рок клуб Маска, который находился на Голливудском бульваре. Когда панк-рок группы из Нью-Йорка приезжали в город, они играли в клубе «Whiskey», а мы с Блэки всё время крутились в мотеле Тропикана, захудалом старомодном классическом рае на бульваре Санта Моника. Там останавливались группы, и проходили вечеринки после концертов. В то время моим любимым альбомом была первая пластинка Blondie. Каждая из тех песен несмываемо отпечаталась на моей душе, и я был без памяти влюблён в Дэбору Гари.

Поэтому когда Blondie приехали к нам в город, мы направились на вечеринку в Тропикану. У них был люкс, и Дебби была в первой комнате. Мы начали разговаривать, и я был сражён, полностью растаял. В этом бредовом состоянии я думал: «Это единственный в жизни шанс. Ты, возможно, больше никогда не увидишь эту женщину. Давай, лучше делай что-нибудь». С полной серьёзностью я сказал:

— Я знаю, что мы совсем немного знакомы, но ты выйдешь за меня замуж?.

Она улыбнулась и сказала:

— Как мило, что ты спросил об этом. Я думаю, ты отличный парень. Но я не знаю, в курсе ли ты, что этот гитарист, с которым я играла сегодня вечером, и который сейчас в спальне…ну, это мой муж. Мы очень счастливы в браке, и в моей жизни на самом деле больше нет места для другого мужчины.