Анатолий Терещенко - Женское лицо СМЕРШа Страница 22

Из письма Костюк — 573 оаб (отдельный автобатальон. — Авт), 1-я рота.

«Всякая живая мысль и искусство кажутся миром далеких сновидений, какой-то чужой жизнью, чуть ли не посторонней. Настроение мое, с одной стороны, неважное, а другой, какое-то успокаивающее. Никак (не) смириться с той распущенностью, расхлябанностью, недисциплинированностью, которые царят среди рядовых командиров при штабе. Компания разношерстная, грубая, неряшливая до безобразия и исключительно узкошкурная».

(Из письма Гэрасимовой Ю.П. — ППС 527).

Вышеизложенное сообщаю для Вашего сведения.

НАЧАЛЬНИК ОСОБОГО ОТДЕЛА НКВД ЗАПАДНОГО ФРОНТА

КОМИССАР 3-ГО РАНГА БЕЛЯНОВ

В вышеизложенном тексте соблюдены орфография и лексикон исполнителей писем. Эти письма раскрывают ту сложность обстановки, которая сложилась для Красной Армии и всего советского народа в первые месяцы войны.

В ЦЕНТРАЛЬНОМ АППАРАТЕ

Лейтенант госбезопасности в отставке Анна Степановна Швагерева — оперуполномоченный отдела кадров ГУКР СМЕРШ НКО СССР.

— Анна Степановна, что для вас война?

— Интересный вопрос. Простой и сложный — одновременно. Прежде всего — бедствие, лихолетье, разруха, каковой она была для каждого советского гражданина. А с другой стороны, невиданное единение народа на фоне каталога грубых ошибок политиков. В войне не бывает выигравших — только проигравшие, даже если они и победители. Сколько народа мы потеряли — ужас. Я не знаю ни одной страны, которая обогатилась бы вследствие победы.

— А Соединенные Штаты Америки?

— Наверное, вы правы…

— А где ваша Малая Родина, которую каждый человек должен писать с заглавных букв?

— Родом я из Калужской области. Родители переехали в Москву, когда мне было восемь лет. В 1929 далеком-далеком году пошла, как говорится, первый раз в первый класс. Соответственно, завершила учебу в школе — в 1939 году, переходя из класса в класс. В это время уходит из жизни отец. Стала искать работу. Однажды на стене одного из домов в центре Москвы прочла объявление: «Наркомат внешней торговли СССР набирает учеников машинописи». Обрадовалась, подала документы. Приняли. Стала учиться машинописи. Быстро усваивала навыки слепого печатанья.

— А как вы оказались в рядах органов НКВД?

— Как-то раз накануне войны, в 1940 году, пригласил меня на собеседование сотрудник госбезопасности. Был он из центрального аппарата — из Лубянки. Как способной ученице мне предложили продолжить учиться в специальной школе НКВД. Проучилась там шесть месяцев. Полгода быстро пролетели за трудоемкой учебой.

— Почему, вы же на курсах в наркомате отучились успешно. Учеба вам всегда давалась легко?

— Дело в том, что кроме машинописи нас обучали быстрому письму — стенографии. Практически пришлось постигать два предмета в относительно короткий срок. Постоянно шли зачеты и экзамены.

— После окончания спецшколы, куда вас распределили?

— Попала я в систему военной контрразведки — особых отделов. И сразу в центральный аппарат — в кадры Управления особых отделов НКВД СССР. А точнее в его 4-й отдел, который отвечал за состояние кадровой работы среди личного состава военной контрразведки в военно-морском флоте, в подразделениях наркомата обороны и в частях наркомата внутренних дел.

В 1940 году вышла замуж.

В июле 1941 года по семейным обстоятельствам и указанию вышестоящего руководства НКВД эвакуировалась с мамой в Ульяновск, где родила сына. Переезд был тяжелый — немец часто бомбил эшелоны. Фашистские стервятники буквально гонялись за поездами. Нас они нагнали под городом Горьким. Бомбили с остервенением. Было очень страшно. Погибло много народа: и военнослужащих, и гражданского населения. Приходилось в интересном положении прятаться и под колесами вагонов, и бросаться в спасительные от осколков кюветы. Рвалась на работу, нет, скорее, на государственную службу.

И вот в марте 1942 года я возвратилась в Москву и была снова зачислена на работу в кадры Управления особых отделов НКВД СССР в тот же четвертый отдел, но теперь он назывался 4-й отдел НКГБ СССР.

В 1943 году, как сейчас помню, 19 апреля, было учреждено Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР. Одним из его важных подразделений был отдел кадров. Я работала на учете личного состава военной контрразведки. Потом меня поставили на должность помощника оперуполномоченного по учету. Скоро заметили мое рвение в службе, и я стала оперативным уполномоченным по учету личного состава.

— Работали на Лубянке?

— Да, рабочие кабинеты у нас были на седьмом этаже.

— Вы были аттестованы?

— В 1943 году, после образования ГУКР СМЕРШ НКО СССР, мне было присвоено в госбезопасности звание лейтенанта. И прослужила я на кадровой работе до 1964 года, а потом, после увольнения с воинской службы, поработала еще служащей до 1972 года.

— Работая в центральном аппарате, вам, наверное, доводилось встречаться с шефом СМЕРШа генералом Абакумовым B.C.? Опишите, какой был ваш начальник?

— С позиций кадрового работника комиссар 2-го ранга, а затем генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов был дока в военной контрразведке. Его уважали трудоголики и боялись вруны и лентяи, — одним словом, нерадивые. Честных трудяг он защищал, выдвигал и продвигал по служебной лестнице. Нерадивых жучил, да так, что выскакивали из кабинета, как с парилки, то краснолицыми, то бледнолицыми, как у кого расположены на лице кровеносные сосуды. Начальников при подчиненных не ругал. Снимал с них стружку, персонально приглашая в кабинет на четвертом этаже.

— Какой он был внешне?

— Опрятный, причесанный и наглаженный. От него всегда исходил приятный запах одеколона. Когда он шел по коридору, женщины заглядывались на высокого красавца со славянской лепкой лица. Потом его скомпрометировали перед Сталиным партийные босы и шептуны — Берия, Маленков и Хрущев. Он был не виновен по многим делам, которые лихо закручивали завистники и недоброжелатели молодого министра. Я скажу, что не пойди он в министры госбезопасности в 1946 году, авторитет Абакумова долгие годы светился бы в лучах операций, проведенных легендарным СМЕРШем под его руководством. И он мог стать героем за ту титаническую работу, проведенную им с соратниками во время войны.

— Расскажите о режиме работы в центральном аппарате в период войны. Действительно все работали до полуночи?

— Я думаю, на этот режим оказали влияние два фактора: во-первых, шла война, поэтому поток документов возрос в разы, и при нормальном рабочем дне не успевали бы переработать настоящие стога материалов; во-вторых, это был укоренившийся стиль работы самого Сталина. Он был совой.