Илья Азаров - Непобежденные Страница 22

Услышать рассказ Н. Н. Прозуменщикова о подводных рейсах в осажденный Севастополь мне довелось через много лет, но и спустя годы Николай Николаевич очень хорошо помнил все, что было связано с трудными, небывалыми в мировой практике подводного плавания походами. Приведу отрывок из рассказа Прозуменщикова:

«Использование боевых подводных лодок для транспортировки грузов было осуществлено в те дни впервые в мировой практике. И хотя штаб бригады подводных лодок сделал расчеты о возможности приема грузов на каждый тип лодок, я был поражен, когда в первый рейс в порт Новороссийск к нашему причалу подошли четыре загруженных железнодорожных вагона и мне сказали, что все эти грузы мы должны взять на лодку.

Матросы и старшины тоже никак не могли поверить, что все можно будет разместить на подводной лодке, и только спрашивали:

— Товарищ командир, неужели мы все это погрузим?..

В последующих рейсах вагоны уже никого не удивляли, а первый рейс показал, что лодка может принимать еще больше грузов, что мы и делали в дальнейшем.

Всем нам было также известно, что при температуре плюс 30 градусов в артиллерийском погребе корабля погреб надо орошать. А как же грузить боеприпас в лодку, если температура в отсеке достигала плюс 40 градусов, а в электромоторном отсеке доходила до 60?.. Можно ли в таких условиях грузить боеприпасы?

В первом рейсе потребовалось разрешение пиротехников, а в последующих походах эти формальности уже не соблюдались, потому что за плечами был опыт.

Или, скажем, размещение грузов в проходах аккумуляторной батареи. В обычных условиях, даже во время войны, в проходах аккумуляторной батареи ничего нельзя было хранить, они содержались в идеальной чистоте.

А во время транспортировки грузов эти „святые“ места загружались ящиками или просто засыпались банками с концентратами, как любой трюм.

Если при первом рейсе еще имели место разговоры, что и куда можно грузить, то в последующем уже грузили все, что проходило в люк лодки, все, в чем нуждался Севастополь, и при этом каждый раз находили новые возможности, чтобы взять как можно больше груза».

Во время беседы я спросил Николая Николаевича:

— Какой из периодов войны для вас был самый трудный?

Почти не задумываясь, он ответил:

— Период транспортировки грузов в осажденный Севастополь, особенно июнь сорок второго года. Хотя это и не был период активных действий против противника, но зато по напряжению сил каждого члена экипажа этот месяц нельзя сравнить ни с каким другим периодом войны… С тех пор прошло тридцать лет, но и сейчас те походы памятны. В июне сорок второго года личный состав лодки часто по несколько суток не имел отдыха и сна. А когда представлялась возможность хоть немного восстановить силы, то каждый отдыхал прямо у своего боевого поста или командного пункта, чтобы сразу занять его по боевой тревоге. Не могу не вспомнить о высокой боевой выучке всего личного состава. Каждый в совершенстве знал свою специальность, действия у краснофлотцев и старшин были доведены до автоматизма. Особенно хочется вспомнить добрым словом командира группы движения Георгия Ивановича Козырева, старшину трюмных Петра Петровича Миняйло, старшину группы электриков Виктора Федоровича Лебединцева, командира отделения мотористов Петра Павловича Литвинова…

— Николай Николаевич, что помогло вам перенести тяготы подводной службы, особенно в июньские дни сорок второго года?

— Долг ответственности за людей, с которыми ты воюешь. Всем понятно, сколь велика роль командира БЧ-пять на подводной лодке. От его правильных действий зависит часто судьба лодки, судьба всего экипажа… Поэтому и держался, и делал все, что было необходимо.

26 июня «Л-4» отошла от причала и легла на курс, ведущий к берегам Крыма. Секретарь парторганизации старшина группы торпедистов Василий Сулименко собрал в первом отсеке свободных от вахт краснофлотцев и старшин и рассказал о том, что для защитников Севастополя установлен минимальный расход снарядов и мин и что пушки и минометы больше молчат, чем ведут огонь. Атаки танков наши бойцы иногда отбивают только гранатами и бутылками с горючей жидкостью. Танки врага идут, а пушки, противотанковые орудия молчат. Об этом рассказывали раненые.

— Вы понимаете, — говорил Сулименко, — как ждут снаряды и мины, которые мы везем.

Все, конечно, об этом знали, но напоминание о том, что противник атакует, а пушки и минометы вынуждены молчать, удесятеряло энергию и стремление пробиться в осажденный Севастополь во что бы то ни стало.

Самолеты противника дважды освещали ракетами море, но оба раза вдали от лодки. К рассвету «Л-4» подошла к берегу Крыма на расстояние видимости.

На горизонте показался торпедоносец. Лодка срочно погрузилась. Командир в перископ следил за самолетом. Вскоре на горизонте появились катера противника. Послышались взрывы глубинных бомб, но все обошлось благополучно, взрывы утихли.

Вошли в Стрелецкую бухту. В темноте разгрузились и приняли раненых. Трудным был обратный путь. Авиация, торпедные, противолодочные катера преследовали лодку, бомбили ее. Лодка шла на предельной глубине. Тяжело было и экипажу, и раненым…

Наконец оторвались от преследования катеров. Подвсплыли под перископ, а затем, осмотревшись, всплыли в надводное положение. В отсеки ворвался свежий воздух.

Командир лодки капитан 3 ранга Е. П. Поляков и комиссар Д. М. Атран, возвратившись после шестого похода, доложили о том, что активность вражеской авиации, торпедных катеров и катеров противолодочной обороны с каждым походом все заметнее усиливается. Интенсивный артиллерийский обстрел Стрелецкой и Камышевой бухт не прекращался и ночью: видимо, противник знал, что наши корабли разгружаются и принимают раненых только в ночное время. Но экипаж по-прежнему стремился как можно быстрее принять груз и снова идти в Севастополь.

В одну из встреч с комиссаром лодки Дмитрием Марковичем Атраном мы долго вспоминали июньские дни 1942 года.

Перед каждым походом на лодке проводили собрание личного состава. Выступали краснофлотцы, старшины, командиры коротко. Это, по существу, была клятва до конца выполнить свой долг.

С каждым походом трудности возрастали. Все знали, что многие корабли, прорывая блокаду, погибали. И, возможно, именно поэтому чаще, чем обычно, поступали заявления в парторганизацию: «Прошу считать меня коммунистом…»

На мостике, когда шли в надводном положении, настороженно следили за любым плавающим предметом. Словно шло негласное соревнование: вахтенный командир стремился обнаружить раньше сигнальщика плавающий предмет, катер или самолет противника.