Елена Полякова - Театр Сулержицкого: Этика. Эстетика. Режиссура Страница 22

Сулер тоже продолжает свой бесконечный «Дневник матроса», собирает воедино записи для книги о духоборах. Читает вслух или дает читать Чехову, Горькому. Горький, редактор прирожденный, советы дает не просто возможные, но единственно точные. Нужна композиция. Обязательно предисловие, история духоборчества. Юмора — больше, сентенций, повторов — меньше. Это советы автору. В издательстве же «Знание» — «Горький слишком меня расхвалил». Издательство ждет и книгу матроса, и очерки о духоборах! Оно основано Горьким, выпускает литературу, отображающую реальную жизнь. Сулер, кажется, предназначен «Знанию», горьковским сборникам. Но, конечно, не уверен в своем праве на писательство. Как всегда, щедр на помощь тем, кто нуждается в помощи. Только не поймешь, кто же нуждается в чьей помощи: Сулер в пешковской или Пешковы в сулеровой. Весной-летом того же 1902 года Пешковы радовались, когда у них «точно солнце зимой» появлялся Сулер. На Украине в селе Мануйловке, на даче «Нюра» в Мисхоре. В Нижнем Новгороде, откуда нижегородский мещанин Алексей Пешков вдруг выслан без следствия, без суда. Правда, не в Сибирь, даже не в Вологодскую губернию, а в город Арзамас той же Нижегородской губернии. Арзамасским властям хлопот прибавилось неисчислимо. Надзор объявлен гласный, то есть открытый. Полицейский пост учрежден прямо перед домом на Сальниковой улице (потом — улица Карла Маркса), известным по фамилии владелицы. Фамилия ее Подсосова, словно взята из записной книжки Горького. Полицейский на посту и временные наблюдатели, получившие впоследствии кличку «топтуны», могут наблюдать самих хозяев, их детей — нервного, худого подростка Максима и рассудительную кроху Катюшу. А также не просто гостей, но гостей знаменитых. Писателя, режиссера, директора нового московского театра Владимира Ивановича Немировича-Данченко, Леонида Андреева. Горьковского двойника писателя Скитальца: так же одет, так же окает, с такою же палкой в руках. Из первых появился в Арзамасе невысокий, быстрый, в синей фуфайке, с небольшим багажом Сулер. Пел он в доме Подсосовой так, что заслушивалась вся Сальникова улица. Полицейский, бредущие обыватели, бегущие мальчишки, сидящие на лавочках женщины с подсолнухами в горсти.

Пилил, строгал, писал, возился с ребятами, пропиливал лобзиком деревянные кружева в окошке мезонина и пел, как арзамасские соловьи весной. Его завороженно слушал и ему помогал во всем юноша, носивший ту же фамилию — Пешков. Рекомендуемый приемным сыном по имени Зиновий. Пешков-старший и впрямь был ему отцом, только крестным. Дело в том, что сына известного нижегородского часовщика Михаила Свердлова нужно было перевести из иудаизма в православие, чтобы миновать те ограничения, которые стояли перед еврейскими детьми в учебе, в выборе профессии. Брат Зиновия остался в прежней вере. Впрочем, он отрицал любую веру, любую церковь. Сохранил отцовскую фамилию, свое отчество: Свердлов Яков Михайлович.

Арзамас — город православный. Поодаль Саровская пустынь с мощами чудотворца Серафима. Сам город можно назвать городком, но осеняет его гармоничная громада Воскресенского собора. Кажется, что его перенесли в Арзамас чудом, по воздуху, ночью. И утром увидели его изумленные арзамасские обитатели, словно он всегда здесь стоял. Арзамасский собор, словно храм Христа Спасителя, на высоком подиуме — парадной лестнице. Един облик, едино огромное, строгое внутреннее пространство, расписанное своими художниками, вышедшими из здешней Ступинской школы — первой провинциальной художественной школы России. Задолго до приезда Горького умер Ступин. Памятник ему будет поставлен много позже, а память-собор венчает историческую жизнь городка-города. Жизнь эта на редкость насыщена памятью. Памятью Карамзина, Пушкина, общество которых называлось «Арзамас». Памятью Льва Толстого, испытавшего здесь, на постоялом дворе, то, что он назвал — «арзамасский ужас» — страх смерти. Собор — над жизнью Пешковых, Зиновия Пешкова, Сулера.

Память и сегодня течет по улицам Арзамаса, ее сопровождает колокольный звон Саровской обители, строки горьковского «Городка Окурова». «Окуровщина», «окуровцы» — определения, оставленные нам из того времени.

Горький одновременно смеется над окуровскими обывателями и восхищается ими: «Как сложили песню» — рассказ о двух бабах, сидящих на лавочке под окнами горьковской квартиры: «Поглядеть бы на родные-то поля, погулять бы с милым другом по лесам»… Непрерывность этой песни отзовется и в горестно-радостной пьесе и в спектакле «На дне».

Спектакль пройдет с невероятным успехом в Художественном театре в декабре 1902 года. Горький к тому времени уже получит разрешение вернуться в родной Нижний Новгород. Сулер тоже переменит, вернее, ему переменят, место жительства.

Но об этом — позже. Пока задержимся в Арзамасе, в семье местного священника отца Федора по фамилии Владимирский. Священник этот сказал как-то, наблюдая деятельность Сулера: «Воистину человек этот — чистое дитя Божие». Он и сам был таким «дитятей Божиим», одновременно настоятелем арзамасского храма и отцом своих сыновей, мечтающих разрушить все храмы всех религий, кроме единой, в центре которой — человек разумный, человек труда и мира.

Сам отец Федор Владимирский становится депутатом второй Государственной Думы. Активно отстаивает принципы свободы веры и свободы человека от веры в Бога во имя самого человека. Сын его с той же фамилией переживет и отца своего, и Максима Горького. Он уйдет из жизни в 1951 году. Переживет все репрессии всех сотоварищей Сталина и самого Сталина от 20-х до начала 50-х годов. Будет сталинским заместителем наркома просвещения 20–30-х годов. Тем же путем верных ленинцев — верных сталинцев пройдут его братья.

В Арзамасе с огромной силой, потому что сила эта стиснута неволей, проявляются особенности, противоречия и почти нечеловеческое обаяние Максима Горького. Обратимся к воспоминаниям одной из интереснейших советских писательниц Лидии Сейфуллиной. Мы помним ее по спектаклю вахтанговцев «Виринея», по ее фантастической памяти пережитых событий и примет встреченных людей. Родившаяся в семье сельского священника, она в семнадцать лет окончила гимназию, получив диплом, в гимназии освоила латинский и греческий языки так, что читала подлинники. И с этим багажом начала печататься в журнале «Сибирские огни». Ее и публиковал Горький, любуясь складом ее характера и красотою запечатленного слова, отразившего стычки-контрасты ленинских сторонников и ленинских противников. Сама Лидия Сейфуллина знала шахтерскую работу, тяжесть нищеты, равную жестокость красных и белых, отбирающих друг у друга города и села.