Одиссея Тонино - Тонино Гуэрра Страница 22

Послесловие

Юрий Рост. Амаркорд. Тонино Гуэрра

Необходимо создавать места, где можно остановить время и там ждать отставшую душу.

Неизвестный шерп.

Возможно, придуманный Тонино Гуэррой

Список участника

Тонино Гуэрра — поэт, писатель, художник, скульптор, архитектор, философ, мудрец, самопровозглашенный президент реки Мареккья. Фигура масштаба итальянского Возрождения. Да плюс кино, которого тогда не было.

Он написал сценарии фильмов: «Амаркорд», «Blowup», «Казанова-70», «Брак по-итальянски», «Красная пустыня», «И корабль плывет», «Ностальгия», «Христос остановился в Эболи», «Джинджер и Фред», «Забриски пойнт»… (Всего их сто).

С ним работали Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Лукино Висконти, Тео Ангелопулос, Андрей Тарковский…

Тонино — автор фонтанов, каминов, интерьеров, солнечных часов, мебели, остроумных памятных досок во многих городах Романьи; поэм, сборников стихотворений, книг прозы, керамики сказок, устных рассказов, литературных мистификаций. («Лора!..» — это мне показалось или кто-то крикнул?)

Основатель придуманных им садов и музеев. Изобретатель певчих птиц; туманов, с прорастающими сквозь них деревьями и полупрозрачными лошадьми; долин, покрытых листьями травы Мадонны и белым лебединым пухом; железа и цветных стекол для собственного изготовления огромных, насквозь кривых и ржавых Latern (фонарей по-нашему), излучающих для одиноких путников теплый свет в ночи, которую тоже придумал Тонино, чтобы полней ощутить надежду на обязательный восход солнца.

Солнце придумал не он, врать не буду.

И слова — не он! Слова были до него. Не все.

Но руины слов придумал Гуэрра. Выглядят они так: зеленые, слоистые, округлые глыбы из листового стекла на поле невысоких, в рост травы, белых струй. («Лора! Скажи ему, чтоб он описал мой любимый фонтан в Сантарканджело, где я родился шестнадцатого марта тысяча девятьсот двадцатого года!» Вы тоже слышали или опять почудилось?)

Еще Тонино создает дружбу — то есть он не экономит на общении. И обязателен в любви.

Немотивированные ничем, кроме внутренней потребности, звонки из Италии выглядят так:

— Юра! Это Тонино. Как ты? Как Гия? Как Саша? Как Сережа? Как Андрей?

Ему кажется, что в его отсутствие мы общаемся так же счастливо, как во время его приездов в Москву или наших набегов в Пинабили.

— Все живы. А как ты, Тонино?

— Феноменально! — И пока он вешает трубку, я слышу требовательное:

— Лора!

Лора Гуэрра (когда-то Яблочкина), жена Тонино. Его друг, его хранитель, его переводчик и проводник в райских кущах российской культуры. Прекрасная и неугомонная, она помогла ему преодолеть звуковой (язык ведь из звуков) барьер и даже научила немного говорить по-русски.

Немного, но «феноменально».

Круг их московских друзей широк. И собрать их, таких разных, под силу лишь Тонино и Лоре.

Георгий Данелия, Александр Коновалов, Юрий Любимов, Борис Мессерер, Рустам Хамдамов, Сергей Бархин, Андрей Хржановский… А были еще Андрей Тарковский, Сергей Параджанов, Белла Ахмадулина…

Это только те, о ком я знаю.

В каком-то смысле Бетховен

Тонино одет, что на праздник, что дома, одинаково всегда пиджак, жилет, рубаха без галстука, вельветовые брюки и коричневые спортивного вида ботинки с белыми шнурками.

В крохотном кабинетике-студии, под крышей небольшого двухуровневого сельского дома в Пинабили, примостившегося так, что с одной стороны он открыт к долине, а с другой подпирает гору с террасным садом, Тонино пытается найти проект нового фонтана.

Комнатка заставлена, завешана, завалена музейными, на мой взгляд, экспонатами — работами хозяина и подарками гостей.

Каждое утро он при параде спускается из нее к завтраку и не любит, когда кто-нибудь опаздывает, потому что ему надо после завтрака — работать.

— Попробуй это вино! Феноменально.

И обязательно надо попробовать.

Но сейчас он ищет эскиз. Это важно. В это время приходит его друг Джанни Джанини, высоченный горбоносый человек с крупным лысым черепом и некоторыми железными зубами. У него нежная улыбка и растерянный взгляд. Когда-то он был цирюльником, потом Гуэрра помог ему купить магазин, где Джанни торгует сувенирами по его эскизам.

Кроме того, он антиквар и даже проводит ежегодную выставку, для рекламы которой в одиночку затаскивает огромные щиты на высоченную гору над монастырем, где живут три пожилые монахини и две молодые — очаровательные и с-ангельскими голосами. Лора дружит со всеми и поддерживает их.

Щиты с дороги не видно, но это не смущает Джанни. Его знают в округе все, и он знает каждого. Он очень громко говорит, очень страстно, и вид у него в это время свирепый.

— Рисунок посмотрим потом, а сейчас поедешь с Джанни в Санта-Агату — он покажет тебе один фонтан.

Джанни не знает ни одного слова ни на одном языке, кроме итальянского. Я на итальянском знаю два: «bene» и «феноменально». Он в каком-то смысле Бетховен, да и я несколько глуховат. Такие собеседники.

Дворники еле разгребают дождь на ветровом стекле, тучи привязаны к холмам тонкими струями.

— No bene! — кричу я, показывая на небо, — нехорошо. Он удивленно смотрит на меня и вдруг понимает, что я сказал по-итальянски. Долго с жаром и отпусканием рук от руля он говорит мне, по-видимому, о крепостях, которые спас от разрушения Тонино, — вот эту, на скале, и ту, дальнюю, которая светится на фоне сизого неба.

— Феноменально, — говорю я. Он улыбается и молчит. В интересах общения я вспоминаю музыку из опер Россини, Верди, Пуччини и в надежде, что он не особенно слышит, напеваю, пока мы минуем сказочные городки-крепости. Джанни, к удивлению, узнает арии и марши и начинает их петь сам. Теперь я их не узнаю.

Санта-Агата — крохотный средневековый городок с крепостью-замком. С нижней улицы на верхнюю по широким перилам ползет бронзовая улитка, оставляя за собой цветную дорожку из смальты, по которой течет вода. Фонтан вписан в пространство, не нарушая гармонии.

— Тонино, — показывает на улитку Джанни. — Bene?

Я не успеваю сказать «феноменально», как его обнимает довольно привлекательная женщина. Разговаривая, они выходят на крохотную площадь, ограниченную невероятной красоты домами, где карабинеры, вышедшие из «Фиата» в своих нарядных белых портупеях, приветствуют моего поводыря, потом хозяйка заведения на три столика угощает нас вином, а единственный посетитель Франческо, достающий Джанни до груди, обнимается с ним и после краткой беседы (видел бы Феллини эту жестикуляцию) уходит. Чтобы вернуться с огромным ключом.

Этим ключом он отпирает высоченную дверь, и мы входим