Жоржи Амаду - Касстро Алвес Страница 22

Нет, он не закрывает глаза на гнусное и тяжкое зрелище. Он ощущает потребность покончить с ним:

Освобождение наступит скоро…Да, скоро! Завтра, может быть!

Таковы все его аболиционистские стихи: в них надежда на освобождение, поиски завтра, призыв к нему. Когда он начинал кампанию за освобождение негров от рабства, он был совсем одинок{38}, у него не было соратников. Но он, моя подруга, воззвал к великим людям прошлого, которые так же, как он, страстно мечтали о свободе для народа. Вот они, его первые товарищи по освободительной борьбе:

Здесь вы, Сикейра, Машадо и ИвоЗдесь вы, герои, отчизны сыны.Словно, как прежде, поднялись на битвуВ зареве бледном встающей луны.

Вот Тирадентес[24], кто был четвертован,Тело разъято, прибито к столбам;Капля за каплей стекала на землюАлая кровь на потеху врагам.

Зодчий отважный, великий Андрада,Кем был заложен фундамент страны;Ветром шевелится тога трибунаВ зареве бледном встающей луны.

И все они, перенесенные от своих героических грез к действительности рабства, спрашивали голосом поэта:

Где же земля, за свободу которойНекогда велся с тиранами спор?Землю, и славу, и саван могильныйРабства пятнает отныне позор.

В то время, моя негритянка, были популярны произведения об индейцах. В индейце искали прообраз бразильской расы, индейца воспевали, из него делали Героя. Кастро Алвес не хотел уходить в прошлое от жгучей действительности своего времени. Его песня не об индейце, затерянном в уединенном уголке леса. Он остался лицом к лицу с жизнью. Его герой — негр. Он описывает жизнь негра, начиная с его родной Африки:

Землю Африки недаромВспоминает негр с тоской:Торговать им как товаромТам не мог хозяин злой.

И он сопровождает негра шаг за шагом по его новой родине, возможно более красивой, но, конечно, более несчастной. Он описывает своего героя во все моменты его жизни: негр родился — и уже вырван из рук матери, он полюбил — но не может быть любимым, а в будущем его ждет униженная, бездомная старость… Поэт описывает беглеца в селве, черного «бандита», горящего жаждой мщения. И он не только описывает, он проклинает того, кто порабощает, кто продает и покупает невольника, бесчестит и унижает его. Он проклинает тех из поэтов, кто уклоняется от своей миссии певца народа. Проклинает священника, который служит рабовладельцу опорой. Его поэзия — глубокая и мощная — потрясает рабство в самых его основах.

Его первое слово — о страдании матери, черной невольницы, от которой хозяин отрывает малютку. Поэт хочет, чтоб все увидели это страдание, эту бесконечную тоску, эту повседневную драму жизни;

На срок, читатель, самый малыйРасстанься с этой пышной залойИ опустись со мной в сензалы,Где света нет, где мир угрюм.

Ребенка своего лишеннойТам матери услышишь стоны,Не брызнула б слезой соленойНа твой изысканный костюм.

Но пусть не следуют за поэтом те, кто не в силах понять горе негра. «Ты, что находишь иной раз грустным свой собственный праздник», «ты, настолько великий, что никогда не слышишь ничего, кроме звуков оркестра», — тебе незачем следовать за поэтом, ибо ты никогда не поймешь, «как гибнет раса новых прометеев».

Но мы пойдем вслед за поэтом, подруга, ибо наши ноги привыкли к таким переходам и наши глаза — к таким зрелищам. Вот перед нами черная мать укачивает ребенка нежной колыбельной. На дороге слышится топот кавалькады. Это к хозяину приехали другие хозяева. Они хотят купить рабов. Вот они:

Загаром покрыты их лица,Во рту же сигара дымится;Улыбки у них плотоядны,А взгляды и хищны и жадны.Ус лихо закручен.С серебряной ручкой —Как символ их мощи и власти —Болтается хлыст у запястья.Начищены туфли до блеска.У пояса ж в виде подвеска.—Нельзя забывать и про это —Увидишь ты ствол пистолета.

Невольница трепещет возле убогой кроватки ребенка. Для рабыни, подруга, «стать матерью — преступление, иметь ребенка равносильно краже». Вскормленное грудью дитя ее любви уже имеет хозяина. Кастро Алвес призывает ей на помощь Иисуса Христа. Но это опасно, подруга: у хозяина есть свой Христос, запертый в алтаре, освещенный свечами и одетый в золото. Хозяин показывает покупателям товар. В углу мать, «недвижная, обезумевшая, потерявшая разум». И диалог между невольницей и хозяином отражает все оттенки материнской любви. Она просит, умоляет, взывает о пощаде. Хозяин не слушает ее — ведь она всего лишь негритянка. Но когда у нее отнимают ребенка, она уже не рабыня — она мать, она львица, защищающая свое дитя. И хозяин вынужден отступить. Кастро Алвес любил, чтобы в его стихах негры восставали и всегда были готовы к бунту, — он хорошо знал всю пагубность безропотности. И, возможно, подруга, того же ребенка он показывает нам в другой печальной поэме. Отчего плачет это дитя?

Ванили ветвь иль плод гранатаДостать ручонкой не смогла тыИ плачешь, бедное дитя?Чтоб ротик улыбнулся алый,Чего бы ты ни пожелала,Тебе тотчас достану я.

Но это, подруга, — черный ребенок, и ему ли плакать из-за ветки или из-за цветка:

Отняли мать у ней злодеи…Что ей ваниль? Что ей гранат?Еще смеяться не умея,Познала слезы, боль утрат.

Чего хочет дитя? Чего может хотеть ребенок, который потерял мать: утешения, дружеского голоса, другую семью?

Чего, несчастный, хочешь ты?Мой друг, мне нужен нож отмщенья!

Это то, чем Кастро Алвес постоянно наделяет рабов — персонажей своих поэм. Стремлением к мести — не стремлением к примирению. Поэтому черный мститель и вынуждает трепетать господ. Ему поэт посвятил самый красивый и самый страшный из рефренов:

Рабы за обиды и раныЗаплатят сеньору с лихвой.Месть зреет на ниве багряной,Омытой кровавой росой.

Эта поэма — волнующая песнь мщения и свободы. Лира поэта в «Черном мстителе» звучит патетически и революционно. Революция той эпохи — это прежде всего восстание раба против хозяина. Именно к такой революции призывал Кастро Алвес, и такую революцию он воспел. В своем воображении он видел эту революцию, видел перед собой негра, проносящегося по полям на своем быстроногом скакуне, чтобы свести счеты с хозяином. Эти стихи незабываемы: