Владимир Бушин - Я жил во времена Советов. Дневники Страница 23

15 июня, ст. Шарья

В эшелоне творится безобразие. Большинство пьяны. Не проходит дня без драки. Все чаще отстают. Как только эшелон подходит к станции, сразу возникает базар. Продают перины, одеяла, простыни – все, что захватили. О, братья-славяне! Люди будут правы, если смотрят на нас презрительно. Я уже слыхал, как на платформе говорили: «Гляди, они все пьяные…»

Но можно ли осуждать нас, едущих с фронта на фронт, когда других демобилизуют… Уже поют: «Уходили комсомольцы на Японскую войну…» Да, теперь ясно: сегодня или завтра – новая война.

Кольку Шибаева на какой-то станции встретили мать и сестры. Только и успел сказать «Здравствуйте!» и «До свидания!» да обнять – и поезд пошел дальше. Солдату не суждены долгие встречи.

Но как отрадно ехать по России. Какой милый народ! Особенно восхищают женщины. Ей-богу, на каждой станции влюбляюсь. Поразила меня молодая женщина в Рыбинске. Высокая, статная красавица. Может быть, потому так понравилась, что русыми волосами, свежестью лица напоминает Нину.

Ах, Нина, Нина, еще не скоро мы увидимся. Если увидимся

18 июня

Сегодня минули Молотов. Стояли часа три. Весь эшелон помылся в бане. Порядок в эшелоне заметно улучшился.

Пишу после перерыва, вызванного пожаром в соседнем вагоне. Загорелось сено.

На разъезде Мулевка местная девчонка играла на гармошке и пела частушки. И все они были не плохи. Но спела и такую:

Лейтенанты, лейтенанты,Лейтенанты модные.Хлеб разносите по бабам,А бойцы голодные.

19 июня, Тюмень

Ни дня не обходится без ЧП. На последнем перегоне в соседнем вагоне один боец по пьянке застрелил другого. Поезд остановили только минут через 30–40 после выстрела. Ранение в голову, едва ли выживет.

23 июня

Рассказывают, что вчера на ХII сессии Верх. Совета начальник Генштаба Антонов внес предложение о демобилизации 13 возрастов. Одни говорят, что демобилизации подлежал до 1908 года рождения, другие – до 1905-го. Будто бы всю зарплату за время войны выплатят снова. Старики, конечно, рады.

Эшелон двигается очень медленно. Прошлую ночь почти всю простояли недалеко от Новосибирска. Уж не усомнились ли в нашей необходимости на ДВ.

Сегодня опять было ЧП. На каком-то полустанке сукин сын сержант войск железнодорожной охраны выстрелил из нагана в живот инвалиду, зачем-то подошедшему к вагону. Инвалид упал. Солдаты все это видели. Кто-то крикнул: «Бей его, мента!» И сразу орава озверевших солдат бросилась на сержанта, и началось страшное избиение. Били долго, ожесточенно, яростно и кулаками и сапогами коваными. Я видел, что вмешиваться в дело, значит, разделить участь сержанта: настолько солдат возмутила его дурость, настолько ярость овладела толпой. Его хотели бросить под поезд, но поезд стоял. Я побежал к Павлову, но он не согласился идти со мной. Все же, кажется, не добили. Но все равно он уже не жилец.

Но как трогательны встречи с населением! Всюду, куда приезжаем, начинаются танцы, пляски, девушки кидают цветы, передают записки. И сколько их, хороших, красивых, милых..

4 июля

Итак, проехав 24 дня, сегодня выгружаемся на ст. Куйбышевка-Восточная. До нее осталось 152 км. Там стоит штаб фронта. Что же нас ждет? Все убеждает в том, что Японию будем бить. Уж скорее бы. Раздолбать бы ее, сердешную, и делу конец, и по домам.

Я начал эту тетрадь 25 января 1944 года и кончаю ее сегодня, 4 июля 45-го. Почти полтора года я делал записи от случая к случаю. Но все же главные события, кажется, не оставил без внимания. События, но не мысли, мысли я записывал редко. Вероятно, потому, что не умею это делать.

Я начал эту тетрадь в белорусском лесу и, пройдя с нею всю Белоруссию, Польшу и Восточную Пруссию, оканчиваю на Дальнем Востоке.

За дорогу было много интересного, но в движении не всегда была возможность записать. Дневник буду продолжать вести, хотя пишу его неинтересно, но думаю, что и при этом он будет очень интересен потом.

Итак, моя старая тетрадь, отправляйся в вещмешок На твое место появится новая, дальневосточная тетрадь. Долго ли она будет иметь право так называться? Поживем – увидим. Сейчас я смотрю в будущее спокойно. Все самое трудное – позади.

18 июля, ст. Куйбышевка-Восточная

Сегодня пятый день, как мы прибыли на место. Везли нас из Кенигсберга больше месяца. Понемногу начинаем привыкать к новым условиям. Вся рота пока в сборе. Отвели нам, я бы сказал, хорошую казарму. Она громадная! По углам две большущие печки, посредине шесть столбов, справа и слева по четыре окна. Этот зал мне напоминает тот, в котором я провел первые дни армейской жизни в училище химслужбы под Москвой. Только то помещение было еще больше.

Личный состав сейчас заново разбили по постам и говорят, что скоро посты будут выброшены. Комроты Савчук говорит, что удаленность постов от взвода управления будет огромная – до 200 км.

В этом городишке неплохо. В километре от нас протекает быстрая река Томь. Мы уже два раза ходили туда купаться – замечательно. А жара здесь стоит ужасная, изнуряющая, солнце не яркое, но печет так, будто его приблизили в два раза к Земле.

Вчера мы ходили в театр Дома Красной Армии. Правда, билеты не по солдатским карманам, от 18 до 25 рублей, но все-таки нашлись 40 человек любителей. Здесь дает гастроли Московский театр комедии под руководством Рощина. Ставили «Испанского священника» Флетчера. Несмотря на то, что я уже более трех лет не был в театре, мне не смогло понравиться их искусство. Между прочим, с некоторыми девчатами из труппы я познакомился на реке, когда был там в первый раз. Среди них одна оказалась из Измайлова, с Третьей Парковой, соседка.

Полезное, что я извлек из этого посещения – там имеются читальный зал и библиотека. Спрашиваю у барышни: «Можно записаться в библиотеку?» Не отрывая глаз от тетради, в которой она что-то пишет, отвечает: «Пожалуйста». Потом поднимает глаза на мои погоны и спохватывается: «Ах, я думала… Библиотека только для офицеров». Но читальней-то, слава Богу, можно пользоваться всем. Да, здесь, в тылу, где живут по мирным порядкам, чувствуется грань, которую проводят между солдатами и офицерами. Я ее воспринимаю как оскорбительную. Беркович, чертов сын, все пророчит «Погодите, скоро на воротах парков и театров будет написано: «Собакам и солдатам вход воспрещен». Когда-нибудь он договорится!

Думаю воспользоваться читальней. Но беда, что здесь шагу не сделаешь без увольнительной. Вообще бумажка здесь царит. Может, оно так и надо – аборигенам знать лучше. Парторг Гончаров ходил в политотдел и рассказывает, что для того, чтобы добраться до какого-нибудь начальничка, надо прежде через отдел подать заявку, получить пропуск, и уж потом вас соизволят пустить. У нас до самого Александрова легче было дойти, чем здесь до какого-нибудь лейтенанта. Это же замораживает, тормозит работу. Гончаров спросил, почему так много волокиты, ему девушки из партучета объяснили это бдительностью. На фронте, дескать, бдительности нет, а вот у нас… Но потом они все же сознались, что все это от избытка времени и людей. Люди здесь служат подолгу. Двадцатилетнего лейтенанта не встретишь. С наградами почти нет. На нас смотрят как на мамонтов: «Фронтовики!»

Вчера Савчук решил подвести итоги нашего переезда. Развалился перед всей ротой в кресле, задымил папиросой – и начал. Просто неохота писать все то, что он говорил.

До сих пор не могут прикрепиться на почте!

23 июля

Нет охоты браться за дневник А дни ползут, ползут… И до сих пор наше положение (да и не только наше, а общее) неопределенно. До сих пор продолжают идти на восток эшелоны. Трудно себе представить, сколько сил здесь сейчас собрано. Будет ли в конце концов война с Японией? В официальной политике пока никаких изменений нет. Все с интересом ждут конца Берлинской конференции. Может быть, это определит. Но я думаю, что если с Японией что-то будет у нас, то это пройдет скоротечно: у нас подавляющее превосходство. И все-таки 13 возрастов к 46-му году домой поедут.

Положение нашей роты тоже неопределенно. Савчук поехал в штаб фронта в Хабаровск Вероятно, там решится вопрос о нас. Есть предположения, что мы будем фронтовой ротой.

В армейской газете «За счастье Родины» уже было напечатано одно мое стихотворение. Послал еще «на конкурс», еще – в «Тревогу», «Амурскую правду» и «Тихоокеанскую звезду». Я не из ленивых…

На почтовой базе, которая рядом с нами, служит очаровательный ефрейтор, которая очень недружелюбно относится к нам с Райсом.

26 июля

Вчера в дивизионе бронепоездов капитан из политотдела прочитал доклад о международном положении. Капитан молодой, лет двадцати шести, с правильной, культурной речью, что встретить нелегко. Весь доклад он именно читал, изредка подымая глаза на аудиторию. Это, может быть, и неплохо, не отвлекает слушателей созерцанием своей персоны. На мой вопрос о сущности происходящих во Франции событий, связанных с Генеральными штатами, ассамблеей и т. п., путем не ответил. Говорил о борьбе демократии с реакцией – одним словом, отделался общими словами. А мне хотелось бы это уяснить себе, я как-то не обратил на это внимание в газетах. Доклад он закончил призывом: «Водрузим знамя победы над Токио!»