Петр Подгородецкий - «Машина» с евреями Страница 23

А еще была там малознакомая девушка, которую по стечению обстоятельств тоже звали Юлей. Она весь вечер опасливо смотрела на водный мотоцикл, а когда уже стало темнеть, забралась на него и с отчаянным криком полетела в сторону противоположного берега, до которого было метров восемьсот, если не больше. Думаю, что она вылетела бы прямо на берег, если бы не кончился бензин. Докричаться до нее и сообщить, что в мотоцикле есть переключатель «на резерв», было невозможно. А темнота становилась все гуще. Состояние бойцов, в том числе мое собственное, было таково, что проплыть мы могли метров десять, не более. К тому же вода уже была прохладной. И тут г-н Хинштейн, который, правда, не был еще тогда депутатом Госдумы и зампредом комитета по безопасности, надел гидрокостюм и бесстрашно вошел в воду. Юля, в смысле будущая жена, а не объект спасения, даже не спорила с ним, зная уже, что это бесполезно. А Сашка поплыл. Минут через сорок пять с противоположного берега послышался звук заводимого мотора, а еще через минут пять триумфатор вместе с замерзшей, но спасенной девушкой был вместе с нами и выпивал согревающие напитки.

Так все и шло, пока в ночь с 17 на 18 ноября 2000 года в клубе «Гараж» я не встретил свою будущую жену, которой за пять лет удалось упорядочить мои привычки и ввести их во вполне приличное и, главное, законное русло. Меня много раз приглашали на различные телешоу с тем, чтобы выяснить, как у меня получилось «соскочить». Я рассказывал, но чувствовал, что мне не очень верят, вернее, не очень верят в меня. Прошло уже шесть с половиной лет, а у меня, назло скептикам, все нормально. Чего и другим желаю. Что касается других вредных привычек, то тут уж «Машина времени» в отстающих никогда не числилась. О том, как выпивали артисты и их окружение, ходили легенды. Например, когда группа впервые вырвалась на рок-фестиваль в Таллин (это было году в 1976-м), Маргулис и Кавагое очень сильно выпили. И вот лежат они вдвоем и Маргулис орет: «Ноль три, ноль три!» Кава ему в ответ: «Ноль три не отвечает». – «Тогда ноль восемь, две!»

Вообще, высказывания некоторых участников «Машины времени» о якобы существовавшем в группе «сухом законе» – это не просто ложь, это наглая ложь. Никаких таких «законов» не было, во всяком случае при мне (а я работал в группе 12 лет). Наоборот, самые славные наши времена имели ярко выраженную алкогольную окраску. Кстати, самым стабильным потребителем алкоголя в «Машине» был и является Макаревич. Он пил всегда, практически каждый день и продолжает (насколько мне это известно) делать это с удовольствием и сегодня. В своей бесспорно увлекательной книге «Занимательная наркология» он, конечно, несколько покривил душой, называя свой опыт в употреблении алкогольных напитков «скромным». На самом деле он прошел полный путь от портвейна в подъезде в юношеские годы через пиво и водку в молодости до хороших вин и выдержанных коньяков с виски в годы обеспеченной буржуазной зрелости. Бывали времена, когда он пытался «завязать» и не пил какое-то время, но потом привычка брала свое. Бывало, что выпивал он очень крепко. Александр Стефанович, сам давно «завязавший» с алкоголем из-за проблем с сердцем и сосредоточившийся на других стимулах (женского рода), в свое время рассказывал о том, как Макар оплакивал свою гитару и чем это кончилось. В 1986 году он приобрел «Rickenbaker» выпуска начала шестидесятых годов, очень похожий на те гитары, которые использовали «Битлз». Звучал инструмент очень здорово, и Макар возил его на все гастроли. Во время летней поездки 1986 года в Сочи и случилась трагедия.

В «Машине» в то время работали двое рабочих – Люлякин и Дудукин. Как-то раз после концерта Дудукин не вытащил из гитары, стоявшей на сцене на подставке, штекер. Люлякин же, стремясь как можно быстрее свернуть все провода, резко дернул, и… инструмент рухнул и разбился на две части. Осколки и щепки усылали сцену. Когда Стефанович и Алексеич пришли к Макару в номер, он сидел и тупо смотрел на раскрытый кофр, в котором лежали бренные останки. Гастроли было решено прервать, благо был отыгран предпоследний концерт. Ну а Макаревичу предложили выпить водки, на что он опрометчиво согласился. Трезвый Стефанович все время оставался на разливе, а Макар стал пить с Алексеичем. Понятное дело, через пару часов он рухнул, а его товарищи затеяли диспут на тему «Можно ли было избежать советско-финской войны 1939—1940 гг.». Все это время Макар ворочался в кресле» стонал и всячески мешал беседе. Тогда его взяли за руки и за ноги и потащили в спальню. Он стал извиваться и, не открывая глаз, кричать: «Не несите меня в вытрезвитель, я артист!» «Артист, артист, а чего нажрался-то?» – спросил Стефанович строгим тоном. В ответ Макар тяжело вздохнул и изрек: «Ну ладно, х… с вами, несите!» Кстати, утром был очень удивлен, что находится не в вытрезвителе, а в своем отеле.

Второе место по алкоголизму занимал я (это за счет того, что иногда подсаживался на наркотики и почти не пил). Третий – Валерка Ефремов. Он – очень хороший спортсмен, поэтому иногда жертвовал выпиванием водки ради какого-нибудь тенниса. Правда, помню, был случай, когда они с Алексеичем выпивали до пяти утра (дело было в 1982 году), а в десять уже были в раздевалке хоккейного клуба МГУ, за который Алексеич тогда играл, и надевали хоккейную форму. А затем Ефремов бросал десять штрафных бросков в ворота Алексеича. Чтобы выиграть пари, ему нужно было забить две шайбы, но забил он только одну, после чего все (участники, зрители, судьи) отправились париться в баню. И пить водку, естественно.

Долгое время четвертое место было за Евгением Маргулисом, который очень любил пить на халяву. Пил он поэтому много, и очень разные напитки. Результатом стало то, что последние несколько лет он не выпивает вообще. Но если уж он запил… Помню, на новый 1991 год мы отправились в волшебную республику Мозамбик. На какой хрен мы там понадобились – никто не знает, просто кому-то из наших аппаратчиков захотелось поощрить коллектив приличным гонораром и пребыванием на африканском курорте. Условия там, правда, были не самые лучшие, поскольку местные коммунисты, выгнав «португальских эксплуататоров», смогли очень быстро уничтожить или изгадить все, что те построили за много лет своего владычества, в том числе и отели. В общем, сломанные унитазы, вырванные с корнем выключатели и прочее – это было в порядке вещей. 31 декабря мы должны были давать концерт в лучшем клубе, который держал один из немногих не уехавших из страны португальцев. Часов в семь вечера я собрался, чтобы идти на площадку, делать «саундчек». Как обычно, жил я один, поскольку мой храп вынести никто не мог (может быть, меня выгнали за это?). Кутиков с Маргулисом жили напротив меня на этом же этаже, ну я и решил зайти за ними. Слышу, в номере тихонько играет музычка, но больше ничего не слышно. Постучал – реакции никакой, открываю дверь и вижу такую картину: две кровати, между ними тумбочка, на ней стоит плеер с двумя колонками и в режиме автореверса крутит пленку. А на койках пластом лежат два на вид неживых тела. Оба вытянуты в длину, руки по швам, глаза в потолок. Оказалось, что накануне они выпивали с нашими вертолетчиками. Выпивали спирт, так что я решил их даже не будить. Я написал им записку относительно того, что попробую провести «саундчек» без них, и ушел. Плеер выключил. Пришел я на площадку, мы с Ефремовым отстроили барабаны, и я решил в гостиницу не возвращаться, а засесть в баре, тем более что времени до концерта оставалось часа два. А там, в Мозамбике, очень хорошо идет джин-тоник. Ну взял я на грудь один, второй, третий, десятый… Короче, к концерту я наджинтонился очень прилично.