Мария Куприна-Иорданская - Годы молодости Страница 23

Члены старой редакции возбудили вопрос и о том, что, кроме нового ответственного редактора, следует пригласить в отдел беллетристики и А. И. Куприна.

Глава XI

Куприн — член редакции «Мира божьего». — «Санин». — «В казарме». — В ресторане Палкина.

Куприн вошел в состав редакции «Мира божьего». Произошло некоторое перераспределение внутри редакционной работы. Отдел беллетристики распределился между Батюшковым, Богдановичем и Куприным.

И хотя сотрудники журнала продолжали считать фактическим редактором «Мира божьего» Богдановича, наступило время, когда Ангел Иванович должен был поступиться своей властью, которую он раньше разделял только с Александрой Аркадьевной Давыдовой — издательницей журнала.

Все ближайшие сотрудники понимали, что дело тут не в Куприне, а в Батюшкове, который на первом же редакционном собрании заявил, что он, подписывая «Мир божий», берет на себя полную ответственность за журнал, поэтому должен быть осведомлен о всех поступающих в редакцию материалах, ему должно принадлежать право вето.

Редакционным днем был вторник. По вторникам сотрудники журнала собирались в редакции к двум часам дня, в остальные дни к четырем часам, кроме Ангела Ивановича, который как заведующий редакцией бывал ежедневно с двух часов.

На одном из редакционных совещаний, незадолго до нашего отъезда в Крым, А. И. Богданович вытащил вдруг из стола толстую рукопись.

— В прошлую среду заходил Арцыбашев и оставил рукопись романа «Санин». Я немножко просмотрел его. Александр Иванович, может, возьмете?

— А ваше мнение, Ангел Иванович? — спросил Куприн.

— Я слишком бегло просмотрел рукопись…

Прочитав роман, Александр Иванович говорил мне: «Роман интересен, но, конечно, редакция „Мира божьего“ вряд ли согласится печатать его».

На следующем редакционном совещании Куприн дал отзыв о «Санине».

— Арцыбашев — молодой писатель. Отдельные страницы романа печатать не следует и говорить с автором придется много, но в общем интересно, оригинально и очень талантливо.

А. И. Богданович выразил общее мнение редакции:

— Печатать роман невозможно. Натурализм некоторых сцен граничит с порнографией, а главное — роман упадочнический и не соответствует данному политическому моменту, когда передовое общество настроено революционно.

Рукопись была возвращена автору.

Спустя три года вышел купринский «Поединок». Арцыбашев обнаружил, что Александр Иванович дословно вставил в «Поединок» большой абзац из «Санина». Он написал Куприну резкое письмо. Александр Иванович был этим очень огорчен. Но в конце концов ему удалось убедить Арцыбашева, что если он это и сделал через три года, то совершенно невольно. После выяснений и объяснений между ними установились дружеские отношения.

В большой квартире, которую Александра Аркадьевна занимала вместе с редакцией, мы с Александром Ивановичем поместились в комнате моей тетушки, уехавшей в Москву.

Как и раньше, Куприн свои занятия распределил так, чтобы вечер оставался свободным. И, временно прерванные, наши беседы возобновились.

— Слушай меня внимательно, Машенька, — однажды вечером сказал мне Александр Иванович. — Думай только о том, что я говорю, и, пожалуйста, смотри только на меня, а не по сторонам. Я закрою дверь, а то забредет к нам дядя Кока и помешает. Ежели попросить его уйти — он обидится.

Так вот. — Он несколько раз крепко потер голову руками. — Я скажу тебе то, чего никому еще не говорил, даже Бунину. Я задумал большую вещь — роман. Главное действующее лицо — это я сам. Но писать я буду не от первого лица, такая форма стесняет и часто бывает скучна. Я должен освободиться от тяжелого груза впечатлений, накопленного годами военной службы. Я назову этот роман «Поединок», потому что это будет поединок мой, поединок с царской армией. Она калечит душу, подавляет все лучшие порывы человека, его ум и волю, унижает человеческое достоинство.

Простить этого нельзя!..

Всеми силами моей души я ненавижу годы моего детства и юности, годы корпуса{33}, юнкерского училища{34} и службы в полку. Обо всем, что я испытал и видел, я должен написать. И своим романом я вызову на поединок царскую армию. Конечно, единственный ответ, какого удостоится мой вызов, будет запрещение «Поединка», он, наверно, никогда не выйдет в свет.

А все-таки я напишу его.

Александр Иванович встал и молча начал ходить по комнате.

— Как тебе кажется, Машенька? — наконец спросил он. — Это будет крепко закручено… Ты не боишься за меня?.. А теперь я прочту тебе небольшую главу, — может быть, она войдет в «Поединок».

Это была глава, в которой ефрейтор Верещака собрал «молодых» и «репетил» с ними словесность[10].

«— Архипов!.. Кого мы называем унутренними врагами?..

Неуклюже поднявшийся Архипов упорно молчит, глядя перед собой в темное пространство казармы. Дельный, умный и ловкий парень у себя в деревне, он держится на службе совершенным идиотом. Он не понимает и не может заучить наизусть самых простых вещей.

— Пень дубовый! Толкач! Верблюд! Что я тебя спрашиваю? — горячится Верещака. — Повтори, что я тебя увспросил, батькови своему сто чертей!..

— Враги…

— Враги! — передразнивает ефрейтор. — Совсем ты верблюд, только у тебя рогов нема. Какие враги, чертяка собачья.

— Внешни…

— У-у, ссвол-лочь! — шипит сквозь стиснутые зубы Верещака. — Унутренние!..

— Нутренни…

— Ну?

— Враги.

— Вот тебе враги!

Архипов вздрагивает головой, нервно кривит губами и крепко зажмуривает глаза.

— Так и стой усе время, стерво! — говорит ефрейтор, потирая руку, занывшую в локте от неловкого удара. — И слухай, что я буду говорить. Унутренними врагами называются усе сопротивляющиеся российским законам. Ну и, кроме того, еще злодеи, конокрады и которые бунтовщики, евреи, поляки, студенты[11]. Повтори, Архипов, усе, что сейчас сказал».

— Вот пока глава, которую я наметил для моего будущего романа, — после небольшой паузы сказал Александр Иванович. — Понравилась она тебе, Машенька?

Александр Иванович читал, с большим юмором оттеняя нелепые и невежественные слова Верещаки, которые нельзя было слушать без смеха. И с этих пор в наш семейный обиход вошло говорить друг другу: «Вижу я, что ты уже начинаешь старацца» (слова Верещаки, когда угодливый новобранец угощает его водкой в трактире).

— Но роман, Маша, это еще дело будущего, — вернулся Александр Иванович к началу разговора. — Прежде чем серьезно приступить к этой работе, я должен еще многое обдумать. А пока у меня несколько хороших тем для рассказов, которые надо написать, чтобы к будущей зиме подготовить материал для сборника.