Лев Лурье - Лаврентий Берия. Кровавый прагматик Страница 23

Вы знаете, товарищи, что в Грузии дворянство составляет 6 процентов населения. Это необыкновенный процент, которого нет ни в одной другой стране. Даже в Польше, стране панов, число дворян достигает 4 процентов. Мы должны сократить в Грузии процент дворянства.

Особую жестокость проявляли красноармейцы и чекисты в первые дни подавления восстания. Рассказывают о сотнях и тысячах жертв, расстрелянных без суда и следствия. В грузинском эмигрантском журнале «Кавкасиони» в 1964 году описывался такой эпизод:

В Чиатуре хватали всех, кто попадется под руку, даже тех, кто не участвовал в восстании, загрузили в эшелон, как будто для отправки в Тифлис, но у станции Квирила расстреляли из пулеметов запертых в вагонах людей. Никто из них не смог выжить.

Эта история широко известна в Грузии, и даже полноразмерный макет изрешеченного пулями вагона был выставлен при президенте Михаиле Саакашвили в Музее оккупации в Тбилиси. Но никакими архивными материалами, впрочем, этот случай не подтвержден, а столь странный способ казни вызывает сомнения.

Победители не только не скрывали, что расправились с восставшими жестко и кроваво, но этим бравировали. «Эти господа, эти „герои восстания“, дали нам возможность немного прочистить свои ружья», – говорил Серго Орджоникидзе. Ему вторил еще один видный грузинский секретарь ЦК КП(б) Грузии Михаил Кипиани: «Наше ЦК уничтожило меньшевисткое ЦК. Сейчас они либо в холодной земле, либо в составе нашего ЦК».

Репрессии продолжались и после поражения восстания. В своем выступлении в Москве Серго Орджоникидзе заявил: «В массовых расстрелах мы немного переборщили, но с этим уже ничего не поделаешь». Сотни меньшевиков оказались на Соловках и в сибирской ссылке.

Есть основания полагать, что позиция Берии в вопросе о репрессиях была чуть более взвешенной, чем у его начальников. Об этом свидетельствует письмо Берии к Орджоникидзе в 1932 году, где он оправдывается за якобы произнесенные им при коммунистическом вожде Абхазии Несторе Лакобе весьма нелицеприятные для Орджоникидзе слова:

Дорогой Серго, как могли Вы хоть на минуту допустить мысль о том, что я когда-либо где-либо или кому-либо, в том числе и Н. Лакоба, мог говорить столь нелепые, фантастические и даже контрреволюционные вещи вроде: «Серго в 24 году в Грузии перестрелял бы всех грузин, если бы не я».

Вне зависимости от того, правильно ли передал Лакоба слова Берии, они вполне могли соответствовать истине. О кровожадности и горячности Орджоникидзе в 1924 году было широко известно. Берия же до начала Большого террора предпочитал пользоваться «острыми методами» избирательно. Лаврентий Павлович как человек в душе беспартийный и циничный не любил делать лишних движений. Да и в ОГПУ времен Дзержинского ценилась не только кровожадность, но и умение вести тонкую оперативную игру, которой массовые казни противопоказаны.

Берия победил меньшевиков раньше, чем прозвучали первые выстрелы. Он сумел обезглавить и морально обезоружить восстание еще до его начала и не сомневался в его провале. Потому Лаврентий Берия писал о мятежниках, решившихся в этой ситуации поднять оружие, с некоторым снисхождением и сожалением:

В истории очень часто можно встретить людей, которые в своем ослеплении политической борьбой теряют всякую перспективу и из революционных деятелей превращаются в политических авантюристов.

В начале марта 1925 года председатель Всесоюзного Исполнительного комитета Михаил Калинин, находившийся в Грузии, призвал к амнистии участников восстания. И тех, кого не расстреляли, в том же году выпустили. Впрочем, всех их в дальнейшем ожидала одинаковая судьба – во время Большого террора 1930-х их расстреляют практически поголовно. Под руководством Лаврентия Берии.

Расследование дел главарей восстания длилось почти целый год. 16 июля 1925 года в Тбилиси начинается открытый процесс над Паритетным комитетом руководителей восстания. Перед Верховным судом Грузии предстало 47 подсудимых, 57 свидетелей. Судьями были известные грузинские большевики Г. Вашадзе, И. Стуруа, К. Цинцадзе. Главным обвинителем выступил М. Окуджава, общественным обвинителем – С. Кавтарадзе.

Подсудимым инкриминировалась организация восстания, связь с заграницей, теракты, шпионаж, измена Родине. Если первый пункт обвинения был очевидным, то шпионаж и измена Родине выглядели малоубедительно. Теракты же вообще носили скорее опереточный характер. Планировалось ограбление казино, подпольного картежного притона, налет на почтовый вагон, уже упомянутые покушения на Ворошилова и Склянского, организация крушения поезда с курсантами, похищение Мдивани и Махарадзе и даже убийство Дзержинского. Реально удалось только ограбление поезда на станции Бослеви 4 января 1923 года. Добыча составила 2 миллиона рублей. Попытка ограбления скорого поезда Батуми – Москва, предпринятая 2 сентября 1923 года, была пресечена чекистами. Все экспроприаторы были арестованы на станции Чина еще до прихода поезда.

Отдельно рассматривалась деятельность так называемых банд. Самой многочисленной – 600 человек – была банда Константина Челокаева. Она действовала в Хевсуретии и Кахетии. В Горийском уезде действовали два отряда: Лашкорашвили со своими людьми подчинялся партии федералистов, а Касрадзе – меньшевикам. В Гурии орудовала банда Гогии Глонти. Впрочем, в убийстве коммунистов обвинялись только абреки Касрадзе. 10 февраля 1923 года в селе Лихаури они застрелили военкома Оболадзе и красных командиров Саникадзе и Чубунидзе.

Важный сюжет – попытка установить связь с Северным Кавказом. Рассчитывали организовать там армию из 90 тысяч вооруженных горцев. Член ЦК партии национальных демократов Циннамдгаришвили встретился в Грозном с чеченским полевым командиром Али Митаевым и казацким атаманом Мидюшкиным. С последним у национал-демократа вышел горячий спор о будущих границах между Россией и Грузией. В результате атаман примирительно заметил: «Сначала убьем медведя, потом будем делить его шкуру». Но все равно армии горцев, желающих «убить медведя», Грузия так и не увидела.

Хотя методы следствия были значительно более «либеральными», чем будут в 1930-е годы, чекистам под руководством Берии удалось сломить волю арестованных, запутать их, заставить давать показания друг на друга. Все это позволило сделать судебный процесс образцово-показательным. В отличие от Московского и Бакинского процессов правых эсеров, здесь все прошло без сучка и задоринки.

Подавляющее большинство подсудимых, за исключением Ясона Джавахишвили, активно сотрудничали со следствием, раскаивались, задним числом считали восстание плохо подготовленной авантюрой. Среди оппозиционеров, особенно меньшевиков, шла непрерывная дискуссия о том, не надо ли сотрудничать с грузинскими большевиками и пытаться расширить автономию Грузии легальным путем. Они понимали, что с 1922 года находились под колпаком у чекистов, которые раз за разом арестовывали их вожаков.