Хайнц Кноке - Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945 Страница 23

Приземлился на маленьком поле недалеко от госпиталя и понес венок в маленькую церковь. Там, в центре белой маленькой холодной комнаты, лежит Дитер, накрытый белым покрывалом.

Кто-то откинул покрывало. Прекрасный стройный парень лежит холодный и умиротворенный. Он как будто спит, расслабившись после ожесточенной схватки и падения. Его глаза закрыты, в чертах лица сохранился вызов.

Спи спокойно, Дитер. Ты заслужил покой, сражаясь и умерев за наше любимое отечество. Ты был моим лучшим другом, я никогда тебя не забуду. Я остался один, но буду продолжать сражаться за Германию в этой великой битве, которую мы начинали вместе, ты и я, верные клятве, которую дали.

14.24. Завыла сирена.

Проклятие! Снова у нас нет времени, чтобы загрузить бомбы. Американцы приближаются с севера, летят над морем. Они собрались, как обычно, в том же секторе Дора-Дора, над Ярмутом.

Через несколько минут мы получили приказ возвращаться. Вражеские самолеты повернули назад и уходят на запад. Вернутся ли они?

После посадки самолеты немедленно заправлены, летчики пребывают в ожидании новой тревоги. Намерения врага не ясны, поскольку он постоянно меняет курс.

Я пытаюсь как можно быстрее загрузить 500-фунтовую бомбу в мой самолет. В это время поступает приказ на взлет, но я еще не готов.

— Сержант Веннекерс, принимайте команду, — передал я приказ.

Веннекерс помахал рукой. Он понял меня и начал разбег по взлетной полосе. Остальные последовали за ним. В тесном строю звено поднимается в воздух.

Потные механики лихорадочно работают под брюхом моего «Густава». Я, пристегнувшись, сижу в кабине и нетерпеливо курю.

— Давайте, давайте, быстрее, быстрее!

Мои товарищи исчезли из виду, направляясь в сторону моря. Янки пересекли побережье Голландии.

Готово!

Мой перегруженный самолет, грохоча, покатил к дальнему концу взлетной полосы. С бомбой я не могу стартовать по ветру. Во время разворота мой самолет неожиданно стал крениться влево — лопнула шина.

Я выстрелил красную сигнальную ракету. Мои люди поняли, в чем дело. Двадцать или тридцать человек забрались в грузовик, который помчался ко мне. Левое крыло подперли сильные спины, колесо заменили в течение нескольких секунд, я даже не заглушил двигатель.

Все в порядке! Они разбежались, я начал разбег, но самолет снова накренился влево. Несмотря на это, я попытался подняться, через 200 метров взлетел, пройдя в нескольких сантиметрах над крышей второго ангара.

Я на полной скорости поднимаюсь в безоблачное небо, направляясь к морю. Над моей головой видны следы выхлопа наших и американских самолетов. Здесь уже разгорелся бой.

7000 метров. Мой самолет еле двигается с невероятно тяжелым грузом. Я с трудом поднялся до 10 000 метров, затратив 25 минут.

Янки бомбили Вильгельмсхафен, насколько я могу понять по дыму и пожарам внизу. Они возвращаются через Хелиголанд.

Я медленно шел вперед, пока не оказался над передней машиной вражеского строя, состоящего исключительно из «боингов». На несколько минут я оказался под огнем снизу, в то время как с большим трудом пытался прицелиться, наклоняя то одно, то другое крыло, чтобы видеть вражеские самолеты внизу. На моем левом крыле появились две или три пробоины. Я поджег фитиль, прицелился окончательно и сбросил бомбу. Она пошла вниз. Отвернув в сторону, я наблюдал за ее падением. Она взорвалась, в самом центре строя бомбардировщиков. У одной машины оторвалось крыло, еще две отбросило в стороны.

В 50 километрах к западу от Хелиголанда мой третий тяжелый бомбардировщик упал в море. Нет никаких признаков пожара. За ним последовало его оторванное крыло, падающее, качаясь, как осенний лист. Бомба попала в цель. Это попадание произвело фурор и среди высшего командования.

Сразу после приземления меня потребовали на рапорт к командиру нашего авиакрыла. Он сам был в воздухе одновременно со мной и наблюдал падение «боинга».

— Бог мой, Кноке, вы должны повторить это вместе со всем вашим звеном!

— Я намереваюсь так поступить, господин командующий.

— Вы думаете, это сработает?

Откровенно говоря, я был не очень уверен в успехе. Возможно, сегодня мне просто повезло, но, может быть, мы сумеем сбить больше этих «малышек» таким образом.

Позже позвонил полковник Хеншель:

— Я в восторге, мой дорогой Кноке. Это было восхитительно. Хочу вас поздравить.

Он довольно блеял и казался взволнованным. Надеюсь, его монокль от волнения не упал в чашку с какао.

Авиация немецкого побережья Северного моря получила свою сенсацию.

Последние восторги ждали меня на нашем аэродроме. Мне этот ажиотаж но поводу одного сбитого бомбардировщика кажется довольно абсурдным. Во-первых, эту бомбу мог сбросить кто угодно. Во-вторых, идея была не моя, а Дитера. В-третьих, у меня восемь пробоин в самолете.

Ночью меня разбудил телефонный звонок. Это был коммутатор.

— Вам звонят из командования военно-воздушными силами.

— Что? Мне?

Я назвал свое имя.

На другом конце провода был майор из штаба рейхсмаршала Геринга:

— Вы сбили сегодня вражеский самолет, сбросив на него бомбу?

— Да, господин майор.

Он стал расспрашивать меня в деталях: какого типа бомба? какой взрыватель? насколько точно была рассчитана атака? какой был результат?

— Кто отдал приказ на бомбардировку?

— Никто, господин майор. Я действовал по собственной инициативе.

На другом конце провода наступила тишина. Первый раз я подумал о том, что не получал приказа снести такое большое яйцо на головы несчастных янки и это может рассматриваться как в высшей степени непозволительное самоуправство.

В это время на линию вернулся майор:

— Я соединяю вас с рейхсмаршалом.

Я пережил самый большой шок в жизни. Я окаменел, лежа на кровати, и отрапортовал:

— Лейтенант Кноке, командир пятого звена первой авиагруппы.

— Я очень впечатлен вашими действиями. Хочу лично выразить вам мою высокую оценку.

Так-то вот!

Таким образом, мы получили только что оперившегося прусского лейтенанта германских военно-воздушных сил, разговаривающего со своим главнокомандующим лежа на кровати, одетым только в пижамную куртку. Невероятно!

Если бы старик видел! На мне не было даже трусов, теснота раздражает меня. Я не мог удержаться от смеха при этой мысли.

Мне сказали, что прошлой ночью звонили с экспериментальной станции в Рехлине. Они просят прислать им полный отчет немедленно.

Боже правый! Лучше бы я не сбивал этот бомбардировщик!