Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора Страница 23

Наши преподаватели

Оглядываясь сейчас, с высоты более чем полувекового опыта работы, на то, как было поставлено обучение в институте, могу уверенно сказать, что лингвистическая подготовка была очень хорошей. Это определялось составом преподавателей, которых Былинский сумел привлечь на свою кафедру.

Лекции по лингвистическим дисциплинам на нашем курсе читали он сам (язык газеты, литературное редактирование), Дитмар Эльяшевич Розенталь (синтаксис русского языка), Вячеслав Анатольевич Мамонов (фонетика и орфоэпия русского языка), Михаил Васильевич Светлаев (историческая грамматика русского языка). Это были известные всей стране языковеды, знатоки своих предметов.

К.И. Былинский был соавтором книги «Язык газеты». Эту книгу, как и второе издание его книжечки «Основы и техника литературной правки», я приобрел, как я уже писал, в книжном магазине Гизлегпрома на Кузнецком мосту, который я еженедельно посещал, так как там продавалась литература по редакционно-издательскому делу. Дело в том, что редакция полиграфической литературы, выпускавшая эту литературу, входила в то время в состав Гизлегпрома.

Обычно, как я уже писал, я отправлялся туда в воскресенье, после похода по основным книжным магазинам центра Москвы вместе с группой книголюбов – охотников за новыми книгами. Но однажды, когда я захотел побывать в этом магазине (позднее он стал магазином № 33 «Москниги») в будний день, то заблудился и никак не мог найти Кузнецкий мост, чем был очень поражен. Ходил вокруг да около, пересекал, по всей вероятности, и Кузнецкий мост, но никак не мог его признать, а спросить, по своему обычаю, не решался. Так и уехал домой, не побывав в магазине. Позднее очень удивлялся, как это я умудрился заблудиться в трех соснах. Но что было, то было.

Лекциями Константина Иакинфовича не все студенты были довольны. Наверно потому, что их трудно было записывать. Они всегда были импровизацией и строились на примерах всякого рода стилистических и иных ошибок, которые Былинский выписывал на карточки из современных изданий. Примеры были очень наглядными, и К.И., давая волю своему юмору, всячески издевался над незадачливыми авторами и редакторами. Слушать К.И. было очень интересно, а записывать, казалось, нечего. Именно казалось. Потому что на самом деле мы просто не умели разглядеть тот план, по которому его лекции, несмотря на их импровизационный характер, строились.

Впоследствии, читая его книги, я убедился, что, несмотря на сжатость, даже конспективность изложения, например, основ литературной правки в известной его книжечке, в ней содержалось самое главное, самое важное для редакторской работы над текстом. А то, что лекции были пронизаны иронией, настраивало на так необходимую редакторам критичность.

Выступая в мае 1979 года в МГУ на заседании, посвященном памяти Константина Иакинфовича, я постарался выделить эту черту его лекций и печатных работ. Я говорил, что у работ Константина Иакинфовича есть одна особенность, которая, возможно, мешает оценить их в полной мере, ведет к некоторой их недооценке. Эта особенность – внешняя простота изложения. Он писал широко, свободно, раскованно. Наукообразное занудство было ему абсолютно чуждо. И нужно очень внимательно вчитываться в его работы, чтобы заметить это и оценить. К.И. принадлежит, в частности, существенный вклад в разработку методики редактирования текста. Первая часть «Литературного редактирования», написанная К.И., содержит зерна основных положений теории и методики редактирования, из которых впоследствии выросли многие научные и учебные работы. Так, в третьей главе «Методика литературного редактирования» сформулированы базовые принципы редактирования текста. К.И. писал о необходимости бережно относиться к созданному автором, индивидуально подходить к каждому автору, научно обосновывать критику и правку текста, опираться при литературной правке на лингвистическую науку, в частности на грамматическую стилистику. К.И. изложил особенности обработки текста в зависимости от вида правки в соответствии с ее классификацией, введенной им в литературу. Все это составляет основу редактирования.

Я позволил себе пересказать одно из положений своего выступления только для того, чтобы показать, как благодаря редакторской практике и опыту преподавания смог по достоинству оценить то, что было недоступно мне как студенту.

Константин Иакинфович не смотрел на студентов свысока, а с любопытством приглядывался к нам. На третьем курсе я писал курсовую работу по одной из тем, которые предложил нам он, а именно – «Некрасов-издатель». Вот что я написал о ней в мемуарном очерке, вошедшем в сборник воспоминаний студентов МПИ 40–50-х годов прошлого века (Мы из МПИ. Московский полиграфический институт. М., 2005. Кн. 1):

Я очень старался.

Подолгу сидел в библиотеках. Прочитал массу книг. Но, конечно, работа не могла не быть ученической и для преподавателя интерес представляла небольшой.

Мелким почерком я исписал все правые страницы толстой 96-страничной тетради. Можно было ожидать, что К.И. прочитает ее по диагонали. Но я ошибся. Пометки в тексте (К.И. подчеркивал синим карандашом неудачные выражения, случайные пропуски слов, неоправданные повторы одинаковых и однокоренных слов и т. п.) свидетельствовали, что работа была прочитана очень внимательно, так, чтобы студент извлек из замечаний пользу. Да и заключение было относительно развернутым и выявляло слабости, указание на которые было, на его взгляд, полезно для дальнейших моих литературных экзерсисов:

Минус работы – загроможденность цитатами и ссылками и непропорциональность частей (ср. главу об «Отечественных записках» с другими).

Тема о Некрасове-издателе не может быть полно разработана, если не осветить редакторской деятельности Некрасова.

Нужно давать точные ссылки на источники.

В целом работа сделана добросовестно и старательно. Ошибок очень мало. Отлично.

К. Былинский.

Через пять-шесть лет замечания К.И. Былинскому как автору надо будет писать уже мне, редактору его книги, но об этом я расскажу, когда пойдет речь о моей редакторской работе.

Очень повезло нам с тем, что синтаксис русского языка читал Дитмар Эльяшевич Розенталь. Может быть, его лекциям недоставало блеска, но они были четки, ясны, строги, последовательны. Вдобавок он приобщал нас к русской лингвистической классике и приучал к тончайшему языковому анализу текста. Суховатый, даже скучноватый материал своих лекций он оживлял тонким остроумием, с которым отвечал на вопросы студентов. К сожалению, память не сохранила примеры розенталевского остроумия, но ощущение радости, которое оно нам доставляло, закрепилось прочно. Дитмар Эльяшевич был одним из самых остроумных людей, виденных мною в жизни, причем юмор его был самой высокой пробы, без малейшей тени банальности и тем более пошлости.