Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце» Страница 23

Интересное захватывающее приключение, в которое скучающие знатные дамы погрузились с головой и которому отдавались всем сердцем.

Зачем бы еще было нужно им это фрондерство?

После подписания мирного соглашения с парламентом и ареста ее мужа и братьев приключения герцогини де Лонгвиль продолжались и были не менее захватывающими, чем в осажденном Париже. Она бежала в Нормандию, провинцию, в которой ее муж был губернатором, где попыталась поднять восстание против короля. Но парламент Руана весьма прохладно отнесся к ее пламенным призывам.

После того как королевская армия вошла в Руан, герцогиня бежала в Гавр, но город не открыл перед нею ворота.

Анна-Женевьева устремилась в Дьепп и укрылась в замке верных ей людей. Но он был осажден. И снова герцогиня пустилась в бегство. На сей раз в приморский городок Пурвиль, где наняла судно.

Надвигалась буря, и матросы не сразу согласились выйти в море, однако герцогиня была настойчива: она гораздо сильнее опасалась гнева Анны Австрийской, чем буйства стихии. Корабль не мог подойти близко к берегу, и один из матросов поднял герцогиню на руки, чтобы отнести на борт. Однако сильная волна сбила его с ног. Анна-Женевьева упала в воду и едва не утонула. К счастью, ее все же успели вытащить на берег. Едва оправившись от потрясения, она хотела предпринять еще одну попытку взойти на борт корабля, но тут уж матросы наотрез отказались ее слушать. Пришлось герцогине путешествовать но суше.

В конце концов прекрасная бунтарка оказалась в Голландии, где эрцгерцог Леопольд не только принял ее, но и пообещал отдать в ее распоряжение свою армию. Почему бы и нет, — раз герцогиня де Лонгвиль собиралась воевать с королем Франции.

Тем временем принц Конде скучал в Венсенском замке.

Не зная, чем бы развлечь себя, он разбил под окнами тюрьмы грядки и выращивал гвоздики, ухаживая за ними с большой любовью и нежностью и радуясь каждому распустившемуся цветку ничуть не меньше, чем победам на поле боя.

Писательница Мадлен де Скюдери, настолько обожавшая принца, что даже написала с него образ Кира Великого, однажды посетила Конде в Венсенне и пришла в крайнее умиление от этой трогательной заботы о цветах.

Позже она написала: «При виде этих гвоздик, которые славный воин поливает своей победоносной (выигравшей столько сражений) рукой, вспомни, что и Аполлон строил стены, и не дивись видеть Марса садоводом».

Пока Марс занимался садоводством, его супруга Клэр-Клеманс организовывала восстание в Бордо.

Узнав об этом, Конде пришел в изумление и воскликнул: «Не чудеса ли! В то время как испытанный воин растит старательно свои гвоздики, жена его ведет ожесточенную политическую войну и выходит из нее победительницей!»

С той поры красная гвоздика стала эмблемой приверженцев Конде и служила выражением преданности не только ему самому, но и всему дому Бурбонов.

Париж ненавидел Конде за недавнюю осаду и грабежи предместий.

Париж простил Конде тотчас же, как только его лишили свободы.

«Освобождения Конде, Конти и герцога де Лонгвиля требуют все, — пишет Ж.-К. Птифис. — Почему их удерживают в заключении? — ведь против них невозможно возбудить процесс в правильной надлежащей форме! В иерархическом обществе того времени принц крови — персона почти сакральная. Узник Конде в глазах общества неожиданно обретает все возможные добродетели, вмиг забыты его неуступчивость, надменность и высокомерие, теперь о нем говорят не иначе, как о жертве «тирании» презренного «итальянца». «Долой Мазарини!» — во весь голос восклицают все».

Гастон Орлеанский тоже вдруг начал ратовать за освобождение принцев. Ему к тому времени надоело быть верным королю и хотелось снова побунтовать, но он никак не мог решиться сделать это открыто и долго метался из стороны в сторону. Эти метания были настолько очевидны, что маленький Людовик однажды не удержался.

— Мой добрый дядя, — сказал он ему, — мне нужно, чтобы вы признались, к чьей же партии — моей или господина принца — вы желаете примкнуть.

И когда ошеломленный Гастон пытался уверить его в своей преданности, продолжил:

— Мой милый дядя, раз вы хотите быть в моей партии, сделайте так, чтобы я не сомневался в этом.

Это почти мольба. Это попытка призвать родного человека вести себя так, чтобы на него можно было опереться. Но наивно ожидать от герцога Орлеанского, что он когда-либо переменится…

В январе 1651 года президент парламента является к королеве и в не самых почтительных выражениях ходатайствует об освобождении принцев. Королева слушает его с застывшей на губах улыбкой. Маленький Людовик шокирован и возмущен.

— Мама! — восклицает он после ухода парламентария. — Если бы я не боялся прогневить вас, я бы трижды велел президенту умолкнуть и выйти!»

Обстановка в Париже снова накалена до предела.

Опасаясь за свою жизнь, Мазарини вынужден бежать. 6 февраля 1651 года, переодевшись кавалеристом, кардинал тайно покинул Пале-Рояль и отправился в Сен-Жермен. Королева и дети должны были присоединиться к нему там, но на сей раз вывезти Людовика из Парижа не удастся. Добрый дядя Гастон и Поль де Гонди перешли на сторону бунтовщиков. И стерегут короля как зеницу ока.

В ночь на 10 февраля Анна Австрийская и дети уже готовы к побегу, но кто-то их предал. Парижане приходят в волнение: пополз слух, что у них снова собираются отнять короля. Говорят даже, что короля уже нет в Пале-Рояле. Тщетно Анна Австрийская пытается убедить толпу, что король спокойно спит в своей постели. Ей не верят. У нее требуют доказательств. И Анна сдается — она решает допустить всех этих кипящих от ярости людей в спальню сына, она понимает, что если будет упорствовать — они попытаются войти сами и начнется резня…

Эта ночь навсегда останется самым ужасным детским воспоминанием Людовика.

Он не забудет никогда, как полностью одетый лежал в своей постели, застыв от страха, и притворялся спящим, когда какие-то люди топтались вокруг его кровати. Их злоба утихла сразу же, когда они увидели маленького Людовика, они снова умилялись тому, как он хорош и как похож на ангелочка. Они не сознавали, как сильно унизили своего короля, заставив его почувствовать в очередной раз свое бессилие и беззащитность.

Анна Австрийская тоже чувствует бессилие и опустошенность.

Теперь и она, и король заложники у фрондеров и у парламента.

Ей не остается ничего иного, как подписать приказ об освобождении принцев.

И Конде с триумфом въезжает в Париж.

«Он намеренно держит себя вызывающе но отношению к Анне Австрийской, — пишет Эрик Дешодт. — 31 июля, проезжая вместе с герцогом де Немуром по Кур-ла-Рен и встретив карету короля, он не останавливается, что является неслыханной дерзостью. Людовик в ту пору не нравится Конде: он считает короля вялым и глупым. Придет день, когда он вынужден будет признать, что заблуждался».