Сергей Соловьев - Тот самый Янковский Страница 23

Несколько раз снимался вместе с Роланом Быковым, который стал для меня духовным учителем. Какой аккумулятор энергии, какой неординарный художник и честный человек! Говорю об этом потому, что, на мой взгляд, в его фильме «Чучело», давшем социально-психологический срез современного общества, видно полное соответствие большой, важной темы – и глубины ее исследования. Конечно же, в мире взрослых чувств и поступков надо искать причины духовных бед подростков… Вот пример замечательного сценария и талантливой режиссуры. Вот в каких фильмах хочется играть…

Хотя я не против сыграть и в «экшне» – если хороший сценарий, если роль психологическая… Просто бегать с пистолетом не буду. Я как-то не очень это умею, и не в том вопрос, сложно ли научиться… Тот долгий счастливый период, когда я купался в отличном материале, работал с великолепными режиссерами и олицетворял некоторыми работами свое поколение, закончился, мой Макаров заснул в стогу сена, оставшись навсегда в восемьдесят втором году, как остались в своем времени герои Стриженова или Баталова. Кинематограф пытался нащупать, материализовать нового героя, но его либо не было, либо он оказывался чуть ли не киллером…

Правда, период беспомощных сценариев закончился. Обнаружилось, что молодая генерация режиссеров, ничем еще себя не скомпрометировав, потянулась к добротному материалу. Вызывает уважение, верно? Вот я тогда и рискнул, снялся в «Роковых яйцах» в роли профессора Персикова, сыграл Ляпкина-Тяпкина в «Ревизоре» у Газарова, были и другие работы.

Мне сложно с ходу называть фамилии режиссеров, с которыми хотелось бы поработать в кино… Я в последнее время достаточно много снимаюсь у молодых режиссеров. И не могу, к сожалению, порадоваться тому, что все их «выстрелы» – в десятку или в девятку. Но надо рисковать – профессия такая! Надо бросать себя и в молодые руки, что-то брать от них, даже несмотря на результат. Потому что никто ведь не собирается снимать плохое кино. Все хотят сделать хорошее, просто идут какие-то поиски. Надо отдавать себе в этом отчет. Хочется участвовать в этом процессе. И поэтому я не боюсь, когда вдруг что-то не получается, – меня не убудет. А приобретения – в смысле новой энергетики, нового свежего взгляда – появятся. Потому что новое поколение тоже, безусловно, мучается, ищет.

Мой личный кинематографический опыт дает право, заставляет сделать самому шаг в направлении режиссуры. Вот как, например, Александр Гаврилович Абдулов, который снял «Бременские музыканты и С°» по сказке «Бременские музыканты» – очень красивый материал, – подтверждает это мое ощущение. Я там даже сыграл старого Трубадура, а Филипп Янковский – уже нового Трубадура молодого поколения. Кстати, сценарий Сергея Соловьева. В начале картины есть сцена, где старая гвардия артистов провожает новое поколение. И в этом есть метафора: наше поколение «крестит» на творческий полет молодежь. Они будут творить, удивлять зрителя уже в XXI веке. А мы с Михаилом Аграновичем сделали фильм по пьесе Надежды Птушкиной «Пока она умирала…»[1].

На роль в фильме «Любовник» я согласился, даже не читая материала, просто зная, что Тодоровский плохой сценарий не возьмет. Я удивился, что в наше время вообще кто-то в эту сторону посмотрел – и так неожиданно взглянул на любовный треугольник. Для меня это отчет о том, что сегодня происходит с человеком. Кажется, что все кипит, бурлит, искрится, но это форма – а внутри человек очень одинок.

Меня некоторые упрекали за участие в фильме «Доктор Живаго»: вы же давали слово не сниматься в сериалах. Но ведь это и не сериал, это телевизионный многосерийный фильм по очень серьезному литературному материалу, сделанный по законам кино. И я дал согласие, потому что сценарий Юрия Арабова, основанный на романе Пастернака, – это приглашение к разговору о том, что сегодня важно для нас всех. К разговору и о наших днях тоже. Получившаяся у нас история очень отличается от западных версий, представляющих собой любовные истории. Там замечательные актерские работы, но эти картины делали люди из другого общества, с другим менталитетом. Быть занятым в таком материале я бы не согласился. Наша картина – совсем другое дело, там есть попытка хотя бы поставить вопросы – что мы за нация, что мы за страна…

Я играю Виктора Комаровского – надо сказать, Арабов с большим вниманием отнесся к этому персонажу, и понимаю, почему. В нашем обществе Комаровские очень многое определяют, это очень узнаваемый герой, любой может примеры из нынешней жизни привести. Прагматичные люди, они живут с холодной головой, с расчетом, с каким-то даже цинизмом. Они сами определяют свою жизнь, они многое могут себе позволить. И вот такого человека перевернула, опрокинула встреча с Ларисой… Прагматизм, ощущение себя в жизни хозяином и способность вот так влюбиться – мне кажется, это где-то рядышком, это узнаваемо. Такую роль очень интересно играть, это замечательный материал для артиста…

Я немного пофантазировал по поводу образа Комаровского. В России в это время много было иностранцев. Понятно, что в какие-то ранние годы он оказался в России, с европейским прагматичным мышлением, безусловно. А за эти годы поменялось много чего. И это очень важно. Верующий ли он человек? Наверное, верующий. Но что он исповедует – католицизм или протестантизм, неизвестно. Может быть даже второе. Поскольку действительно протестанты больше успели тогда в развитии в этом плане. И он, в общем-то, в чем-то неустроенный человек. И поэтому встреча с Ларисой, конечно, его опрокинула, человека, который, казалось бы, имел все. И имел даже возможность любить кого хочет. Тем более в те трудные годы обеспеченный человек и достаточно щедрый человек. Но вот эта девчонка… я думаю, что что-то от Лолиты в ней присутствует. По крайней мере, такое для себя я оправдание искал. Потом эта встреча в карете, их вторая встреча – это сигнал, да и не только… первая встреча в поезде – тоже. Но это сигнал скорее от Ларисы. Как от женщины. Когда женщина обращает на себя внимание, то – она, может, даже не замечает этого, – но от нее очень сильный импульс идет. К мужчине. Потому произошло это именно в карете. И никакого сопротивления особенного мы и не почувствовали.

Эту сцену я видел на озвучении. Можно было, наверное, по-другому… но зима, карета – можно было сделать все еще ярче, интереснее, неожиданнее. Хотя мы подобные сцены не умеем снимать, но тем не менее, наверное, можно было.

После показа фильма вышла статья в какой-то газете. В ней говорилось о том, что артист не время играет, а свое отношение ко времени. И конечно, отношение к людям. Вероятно, это правда. Для меня важно, что это какой-то сегодняшний узнаваемый человек Комаровский.