Алексей Попов - 15 встреч с генералом КГБ Бельченко Страница 23

В 1929 году из Афганистана в районе Калай-и-Хумба и примыкающих к нему населенных пунктов вторгся на нашу территорию курбаши Фузаил Максум, бывший ханский правитель Дарваза, и объявил священную войну против Советской власти, против неверных.

Местные баи (богачи) и духовенство оказывали ему всевозможную помощь. Тех, кто не желал примыкать к мятежу, расстреливали. Это бандитское движение обрело массовый характер. Тысячи людей были подняты на борьбу с Советами.

Для разгрома фузаиловской авантюры были приняты все меры. В этой борьбе с бандитами участвовали пограничники, милиция, местный актив из числа бедняков, середняков, молодежь, возглавляемая комсомолом, и местами армейские подразделения. В результате основные силы Фузаила Максума были разгромлены. Однако значительная часть в труднодоступных местах укрылась и продолжала действовать с территории Афганистана.

Следует отметить, что по договоренности с правительством Афганистана, которому надоели бандформирования, имевшие свои базы на территории этой страны, а также по собственной инициативе начальников застав мы били басмачей на сопредельной территории.

В частности, по просьбе короля Афганистана Аманнулы-хана советские пограничники, переодетые в одежду афганских племен, участвовали в ликвидации вооруженных формирований восставшего против короля мятежника Баче Сакао. Я лично не участвовал в этой операции, так как заболел туберкулезом. Внезапность появления с тыла неведомой силы развеяла, а частично уничтожила банды мятежников.

Я лично ходил на территорию Афганистана для ликвидации одной из басмаческих банд. Кстати, о таких вылазках на чужую территорию в печати вы ничего не найдете.

Памятна одна боевая операция. Главарь басмачей Глом-Хасан-хан часто приходил из Афганистана и грабил местные кишлаки. Это была очень жестокая банда, которая помимо грабежей не гнушалась и убийствами активистов Советской власти.

Мы решили провести оперативную комбинацию, в ходе которой банда должна была попасть в нашу засаду. Через агентуру мы дезинформировали басмачей, сообщив, что в магазин кишлака Хост завезли много товара, особенно ситца (по-таджикски «чит»), однако продать еще не успели. Продавец магазина был нашим агентом, поэтому не составляло труда через него донести эту дезинформацию до местных жителей, многие из которых имели родственников в банде басмачей. Напомню, что шел 1930 год.

Нами была создана боевая группа в количестве 25 человек, на вооружении которой было два станковых пулемета «Максим», три ручных пулемета, много гранат. Руководил операцией я лично.

Ночью на бурдюках около 30 бандитов переправились на наш берег. Подождав, когда басмачи зайдут в магазин, мы окружили это место. Жажда наживы была так велика, что они даже никого не оставили в боевом охранении.

За все надо платить, из этой банды уцелело не более 10 человек. Остальные были уничтожены. Погиб и главарь басмачей Глом-Хасан-хан. В порыве азарта было выпущено несколько выстрелов в убегавших бандитов в сторону афганской территории.

Мы проинформировали свое руководство о проведении успешной операции. Однако было не все так хорошо, как нам казалось. Вскоре я получил телеграмму о том, что правительство Афганистана предъявило ноту протеста Советскому Союзу в связи с обстрелом афганского населенного пункта и гибелью и ранением мирных жителей. Мне пришлось дать полное объяснение по свершившемуся факту. Думаю, на основе моего отчета советским правительством был подготовлен и представлен правительству Афганистана ответ на ноту протеста.

Следует отметить, что оперативная комбинация по разработке и уничтожению банды Глом-Хасан-хана была принята на вооружение другими пограничными отрядами и получила широкое распространение на границах Средней Азии.

Раньше служба на моей должности продолжалась один год, мне же пришлось служить на Памире два года по не зависящим от меня обстоятельствам. Занимавшие эту должность после меня уже служили также по два года. Вообще, для европейца климат Памира неподходящий. Коварные восточные болезни поджидают его на каждом шагу. Это коснулось и моей семьи. Надежда Павловна заболела персидским тифом и очень тяжело переносила болезнь. Эта болезнь появляется от укуса клеща и от человека к человеку не передается. Я хоть и не болел местными экзотическими болезнями, зато свалился от туберкулеза.

По окончании службы на Памире мы в сопровождении пограничников, совершенно больные, были отправлены в Душанбе. Надежда Павловна была до того слаба, что ее приходилось привязывать к седлу, чтобы она не упала. Ехал с нами и наш сын Гелик. (Спустя год с начала моей службы на Памире я ездил к своим родителям и забрал у них сына с собой, так как моя жена очень сильно страдала без него.) Мы благополучно преодолели горные перевалы и к вечеру были уже в Гарме. Здесь у жены случился приступ, поднялась температура до 40 градусов, началось сильное сердцебиение. Хорошо, что в Гарме была больница, где она пролежала двое суток, пока не прошел приступ. Я видел, что моя жена очень ослабла и на лошади ей до Душанбе не добраться. И тут мне сообщили новость, что в этот день впервые из Душанбе должен был прилететь самолет.

Я представился летчику и попросил взять меня с семьей в Душанбе. На самолете мы благополучно добрались до места назначения.

Из Душанбе мы поездом доехали до Ташкента. Там Надежда Павловна опять попала в больницу из-за приступа. Из больницы она вышла еще более изможденная. У нас на руках были путевки в санаторий в Крым. Отпуск у меня был два месяца, из Крыма мы поехали на родину в Соленое, где прожили около недели, после чего оказались в Москве. У меня была мечта поступить в Высшую пограничную школу. Я неоднократно в Средней Азии писал рапорты, но меня не отпускали.

Высшая пограничная школа размещалась в Безбожном переулке в Москве. Меня принял начальник школы М. И. Лацис. После рассказа о своей службе я попросил зачислить меня в Высшую пограничную школу. Лацис направил меня на прохождение медицинской комиссии и сказал: «Пройдете, а там посмотрим». Я понял, что его насторожила моя худоба после перенесенного туберкулеза.

Комиссия меня забраковала, объяснив свое решение тем, что я не выдержу нагрузок в школе. Мои попытки объяснить врачам, что нагрузки на границе во много раз больше, ни к чему не привели.

Желание учиться было велико, и я решился обратиться с этой просьбой к начальнику Главного управления пограничных войск СССР товарищ Быстрых. Он принял меня и, выслушав мою просьбу, обещал оказать содействие. По его указанию я был принят в Высшую пограничную школу.