Джером Джером - На сцене и за кулисами: Воспоминания бывшего актёра Страница 23

Наш комик-буфф учит меня танцевать, и я каждый день упражняюсь около часа. Это страшно трудно, но я уже почти выучился матросской пляске. Мне непременно нужно ее знать: ничто не производит такого сильного действия на провинциальную публику, как матросская пляска.

Само собою разумеется, что режиссер — человек угрюмый, но зато сам антрепренер — славный малый и обращается с нами, актерами, с большим уважением, точно с театральными плотниками, а потом и деньги верные. Наш премьер так и не приехал, а поэтому его роль была выкинута из пьесы, — не скажу, чтобы это улучшило ее завязку. В начале пьесы я играю роль ленивого клерка (это так напоминает гражданскую службу в старое время), а также и первого министра в Титтату; мне дается на переодевание только три минуты. Конечно, я исполняю роль первого министра в комическом виде, но для роли клерка художественной игры не требуется. Я притворяюсь, что сплю и тогда клоун, который играет роль другого клерка, ударяет меня по голове трещоткой: тут я просыпаюсь, вырываю у него трещотку и также ударяю его по голове этой трещоткой, после этого он бросается на меня и наносит мне удар; потом мы начинаем с ним барахтаться (это нечаянное нападение разбудит всякого, могу тебя уверить), после чего мы оба начинаем драться с котом. Недавно я упал прямо на голову (слава Богу, что на голову, а не на что-нибудь другое) и при этой драке сломал стул. Мне закричали: bis, но я не стал повторять. Думаю, что ты назовешь это сногсшибательной игрой. Я рад, что никто из моих приятелей не видит, как я тут играю. Играть, это не значит только одеться в трико, объясняться в любви и драться настоящей шпагой.

В будущую субботу у нас, прежде балета, идет драма. Представь себе, что я почтенный отец семейства, разрешаю вступить в брак режиссеру с примадонной и благословляю их, а им обоим вместе около восьмидесяти лет. Вот какую роль придется мне играть.

В первый день Рождества мы все обедали у антрепренера в той гостинице, где он остановился, очень приятно провели время и просидели до четырех часов утра. Прежде, чем мы уйдем отсюда, у каждого из нас будет «бенефис». Мне было приятно услыхать это, но все остальные актеры не выказали восторга. Наш «Гость» сказал мне, что ему всегда приходится терпеть от своих бенефисов никак не меньше тридцати шиллингов убытка. Я думаю, что откажусь от своего бенефиса. Тут нужно заплатить все издержки, а получишь только половину выручки. По-моему, вся прелесть бенефиса заключается в том, что актер может выбрать какую угодно пьесу и взять из нее любую роль. Мне бы хотелось попробовать сыграть роль Ромео.

Я уже испытал, что значит слава, и не скажу, чтобы мне она была особенно приятна. Меня узнали на улице и за мной бежала целая толпа ребятишек. Они, по-видимому, только того и ждали, что вот я остановлюсь где-нибудь на углу и начну петь.

В театре мужская уборная находится наверху, на колосниках, и чтобы попасть из нее на сцену, нужно сойти вниз по приставленной к ней лестнице — другого средства сообщения нет. Недавно случилось вот что: эту лестницу отставили, так что наш комик-буфф не мог сойти вниз. Но мы этого не знали, и вот гофмейстер, выйдя на сцену, сказал: «Смотрите, вот идет ваш государь», но, конечно, государь этот не показывался. Гофмейстер повторил опять те же самые слова, публика начала смеяться, и тогда какой-то сердитый голос крикнул сверху: «Молчи, дурак ты эдакий! Где же это лестница?»

А теперь и мне самому пора «замолчать», потому что уже половина седьмого, а в восемь часов нужно выходить на сцену. Я здесь очень хорошо устроился. Напиши поскорее, дружище, и сообщи, что новенького. Видел ли ты милую малютку?..

Ну, тут уже говорится о таких вещах, которые не имеют никакого отношения к театру.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Первые опыты в провинции

Я думал, что мне удалось устроиться на летний сезон в этой труппе и радовался, что нашел себе такую хорошую квартиру. Но на сцене нельзя ни за что поручиться, почти точно так же, как и на скачках. Неизвестно по какой причине, дело у нас совсем расстроилось, так что нам не пришлось даже переезжать из одного города в другой, и через два месяца после того, как я выехал из Лондона, я уже должен был снова отправиться в путь и ехать на этот раз совершенно в противоположную сторону Англии для того, чтобы поступить в другую труппу.

Но хотя мой первый провинциальный ангажемент продолжался очень короткое время, я все-таки успел хорошо ознакомиться с тем, как играют на провинциальной сцене. Вот выдержка из одного моего письма, написанного после того, как я две недели проиграл на провинциальной сцене, когда в этом театре перестали давать балеты.

…Балетов больше давать не будут. Я не большой до них охотник, но мне жаль только одного: дело вот в чем, — пока их давали, не нужно было учить роли, ходить на репетицию, у нас весь день был свободен, мы могли веселиться, сколько душе угодно, и действительно веселились. Но теперь уже мы не можем кататься на коньках целым обществом, не можем делать больших прогулок, кататься в экипаже или прочесть в один день целый роман! Мы каждый вечер играем, по крайней мере, две новых пьесы, а иногда и три. Многие из здешних актеров уже знают свои роли так твердо, как азбуку, для меня же это все новое, и мне приходится страшно зубрить. Я никогда не могу сказать накануне, что я буду играть на следующий день. Распределение ролей вывешивается каждый вечер на двери, ведущей на сцену, и если у вас нет книги, то вы должны просить у режиссера его тетрадку и выписать из нее вашу роль. Если окажется, что она нужна и еще какому-нибудь актеру и он выпросит ее раньше, то вы получите ее, может быть, только на другой день утром, и вам остается около восьми часов времени, в которое вы должны отлично выучить роль, состоящую из шести или семи «длин» («длиною» называется сорок две строки).

Иногда бывают ссоры из-за распределения ролей. Второй комик-буфф не хочет играть стариков. Это совсем не его амплуа, его пригласили не для того, чтобы играть стариков. Пусть попробуют сначала дать другим актерам какие ни попало роли. Первый Старик хочет знать, почему думают, что он будет играть роль Второго Старика. Его еще никогда и никто так не оскорблял. Он играл с Кином, с Мэкреди, Фельпсом и Мэтьюсом и никому из них и в голову не приходило просить его играть такую роль. Jeune premier видал много курьезов, но он готов поклясться чем угодно, что никогда не видывал, чтобы роль характерного комика давали когда-нибудь «Гостю». Он сам во всяком случае откажется играть данную ему роль, — она годна только для какой-нибудь «полезности». А «Гость» говорит, что это не его вина и что ему решительно все равно. Ему была назначена эта роль и он ее взял. Jeune premier знает, что это не его вина и не осуждает его, он обвиняет режиссера. По мнению jeune premier'a, режиссер — идиот. В этом все с ним согласны и выказывают полнейшее единодушие.