Альберт Манфред - Марат Страница 23

Все происходившее во французском королевстве с начала нового царствования лишь укрепляло его в прежних убеждениях. Уже в «Цепях рабства» он доказывал, что абсолютная власть, к каким бы приемам она ни прибегала, всегда действует в ущерб интересам народа. В главе, озаглавленной «Отстранять от должностей достойных и честных людей», он уже тогда предвидел все, что произойдет позже в его родной стране, что государь «вместо того, чтобы призвать к себе заслуги и добродетель, потихоньку отстраняет от управления честных и мудрых людей, тех, кто пользуется общественным уважением, и допускает только податливых людей или людей, ему преданных…».

Это настолько подходило к политике Людовика XVI и его отношению к Тюрго, что можно было было предположить, будто строки эти написаны в 1776 году.

В конце того же 1776 года умер Клюньи, и король, все еще окончательно не преодолевший внутренних колебаний, призвал к управлению финансами королевства женевского банкира Неккера.

Неккер ловко вел свои собственные дела, нажил большое состояние, был богат, образован, слыл человеком прогрессивных взглядов и вместе с тем крайне осторожным и осмотрительным; словом, он был вполне приемлем и для двора и для крупной денежной буржуазии, считавшей его вполне «своим». К тому же Неккер обладал еще одним качеством, оказавшимся особенно ценным в данный момент. Он был убежденным противником экономических принципов физиократов и, в частности, Тюрго. Еще в 1774 году он опубликовал сочинение «О законодательстве и торговле хлебом», в котором в противоположность Тюрго доказывал вредоносность принципов свободной торговли и необходимость вмешательства государства во все сферы хозяйственной деятельности и государственного регулирования торговли хлебом.

После падения Тюрго, когда опальный министр еще сохранял большую популярность в рядах третьего сословия, такой человек, как Неккер, оказался для двора истинной находкой. Ему простили некоторые смелые выражения в его сочинении, его протестантскую веру и привлекли к управлению финансами. Он был назначен в октябре 1776 года директором государственной казны и через год генеральным директором финансов. Звания министра, как протестант, он так и не получил, но его действительная роль была многим больше его скромного чина: управляя финансами королевства, которые всегда находились в расстроенном состоянии, он на деле управлял его важнейшими рычагами.

Неккер пытался сократить расходы на чиновничий аппарат, сократить огромные суммы, поглощаемые двором. Он мог гордиться тем, что уменьшил расходы на свечи в королевском доме с четырехсот пятидесяти тысяч ливров до пятидесяти тысяч. Но он не мог помешать королеве Марии Антуанетте подарить своей фаворитке госпоже де Полиньяк четыреста тысяч ливров на уплату ее долгов и восемьсот тысяч на приданое ее дочери — само собой разумеется, за счет казны. Одним росчерком пера королева в три раза перекрывала — в расходной части — все достижения годовой экономии генерального директора финансов.

При дворе стали вновь воскресать нравы минувшего царствования. Главным пороком нового двора стала карточная игра. Азартные игры были запрещены во всем королевстве. Но в Версале или в Марли, в королевских покоях, игра в фараон продолжалась до четырех или пяти часов утра. Королевский дворец был превращен в игорный дом. Играли азартно, на крупные суммы, проигрывая иногда за ночь целое состояние. Огромные долги отнюдь не считались чем-то предосудительным. Герцог Орлеанский, ближайший родственник короля, один из самых богатых людей в королевстве, гордился тем, что имел около семидесяти миллионов ливров долга. Кардинал Роган, человек весьма состоятельный, наделал долгов на два миллиона ливров.

Непременными участниками сражений за ломбёрным столиком были королева Мария Антуанетта и братья короля. Во время игры решались важные государственные вопросы. Распечатывая колоду или тасуя карты, двумя-тремя словами договаривались о назначениях на высшие должности угодных лиц, о служебных перемещениях, о разных пожалованиях — доходных земель, пожизненной пенсии или баронского титула. Слово королевы было решающим: ее влияние на Людовика XVI в эти годы было огромным.

Мария Антуанетта с неистощимой изобретательностью придумывала все новые и новые развлечения. Она хотела вернуть королевскому двору былой блеск — великолепие времен «короля-солнца», а самой быть в центре всеобщего поклонения. Празднества следовали одно за другим: балы в королевском дворце, пышные театральные представления, выезды всем двором на охоту. Королевская конюшня насчитывала около тысячи шестисот лошадей; их обслуживали тысяча четыреста слуг. В разоренной и обнищавшей стране королева придумывала сложные и очень дорого стоившие работы по перепланировке Версальского парка и перестройке дворца в Трианоне. Деньги текли из казны все ширящимся потоком.

В 1781 году Неккер с разрешения короля, чувствовавшего приближение катастрофы, опубликовал отчет о состоянии финансов. Хотя из отчета были исключены все чрезвычайные доходы и расходы и сам отчет изрядно «подчищен», все же он произвел потрясающее впечатление на современников. Из опубликованных цифр. можно было составить хотя бы приблизительное представление о том, какие огромные суммы пожирает небольшая кучка людей и в каком бедственном состоянии находится королевская казна.

Единственным практическим последствием опубликования отчета была отставка Неккера. Всегда колеблющийся король не решился поддержать своего директора финансов, подвергшегося яростным нападкам. Подчиняясь требованиям придворной камарильи, он заменил экономного Неккера расточительным Жоли де Флери, который начал с того, что восстановил все сокращенные предшественником должности, отменил Все его распоряжения, предусматривавшие сокращение расходов, и ввел новые налоги.

Наступила полоса открытой, ничем не умеряемой и ничем не сдерживаемой реакции. В полном противоречии с глубинными экономическими процессами, с общим социальным и политическим развитием страны монархия и поддерживавшие ее привилегированные сословия пытались повернуть историю вспять.

Вновь были восстановлены страшные «lettres de cachets» — тайные королевские приказы об аресте, позволявшие без суда и следствия бросить любого подданного короля в темницу. Снова начались аресты, ссылки, заключения в казематы Бастилии. Правительство и церковь начали преследования «партии философов», произведений «крамольной мысли». Не понимая, в какое неловкое и даже, более того, позорное положение они ставят правительство, власти в 1785 году запретили тридцатитомное собрание сочинений Вольтера — писателя, составлявшего национальную славу Франции, а несколько ранее сожгли на костре сочинение Рейналя.