Роберт Стивенсон - Жизнь на Самоа Страница 23

Приезд главного судьи ожидается теперь менее чем через две недели. Невзирая на протесты, король пригласил всех вождей для торжественной встречи. Это будет вроде налета саранчи на хлебное поле. Вопрос в том, как они все будут кормиться. Боюсь, что в значительной степени за счет чужих свиней и кур. Не думаю, чтобы миссионеры одобрили мои оборонительные меры, но я не смогла изобрести ничего более надежного. Я взяла днище небольшого бочонка из-под мяса и изобразила на нем устрашающую рожу с вытаращенными глазами и широко разинутым ртом, в котором видны два ряда острых зубов. Вместо волос на голове языки пламени. Пламя, зрачки и зубы я нарисовала светящейся краской. Мне даже самой страшно глядеть на это изображение. Должна прибавить, что, по поверью, у аиту фафине красные волосы, стоящие дыбом, и красивая фигура. Грудь у нее прекрасной формы. Вообще же это слабая сторона сложения самоанских женщин.

Генри сделал открытие, что у нас есть собственная аиту фафине. Она живет в ключе, от которого начинается наш главный ручей. Передвигаясь, она поднимает порывистый ветер. Ее-то и боится Лафаэле. Он рассказывал Генри, как один раз, работая в саду, услыхал в зарослях позади себя странный звук и, обернувшись, увидел, что ветер рвется сквозь деревья, которые шумят и тревожно раскачиваются.

Плотник вовсю работает над конюшней и уже подвел ее под крышу. Генри со своей бригадой строит, вернее, роет убежище на случай урагана. Вчера я ходила поглядеть на их работу: большая яма, наполненная грязью, среди которой торчат гигантские камни вулканического происхождения. Я сказала им, чтобы они сейчас же вырыли канаву для стока, если не собираются использовать свое сооружение под бассейн для купания, но боюсь, что они так и не приступили к канаве. Сегодня яма, должно быть, порядком наполнилась, так как прошлой ночью дождь лил как из ведра.

В последние два дня очень странное и тревожное освещение. В небе какие-то беловатые отблески. Стволы деревьев и голая почва красны, как жженая охра, где посветлее, где потемнее; растительность интенсивного резко зеленого цвета, на фоне которого выделяется нежное белое цветение. Дождь продолжает лить, и весь мир сейчас промокший и неуютный.

Генри хочет прибавки жалованья до ста двадцати долларов, чтобы пополам с двоюродным братом купить земельный участок. Пока проект только обсуждается. Пауль, встревоженный мыслью о предстоящих переменах, попросил заключить с ним договор. Он также допытывается с пристрастием, каковы будут его обязанности. Лафаэле, от которого недавно сбежала жена, снова женится или уже женился, на сей раз в присутствии консула. Он сказал мне, что больше никак не может оставаться в Апии и должен перейти к нам на постоянное жительство; что они с женой согласны спать где придется и будут «работать как черти». Если же новая жена чем-нибудь не угодит мне, я могу хоть убить ее, а Лафаэле не обидится и все равно будет работать как черт.

Вчера после полудня у самого входа в гавань Апии стал на якорь какой-то большой незнакомый корабль. Оттуда переговаривались сигналами со «Шпербером». Мы так и не определили, что это за корабль и о чем он сигналил.

Я не могу сказать, что мой Джек нечто выдающееся; это рядовая островная лошадка. Человек непонимающий назвал бы его коротышкой, да и мордой он похож на осла. До меня у него был местный хозяин, и, следовательно, он не обучен слушаться узды и вдобавок имеет манеру шарахаться от страха. Но и достоинства его не менее поразительны. Вероятно, я никогда бы их не обнаружил, если бы мне не пришлось ездить на нем глухой безлунной ночью. Джек кокетлив; любит вдруг выкинуть коленце, особенно на улице в Апии, так что, когда я останавливаюсь поболтать со знакомыми, они говорят (например, доктор Штюбель, немецкий консул, сказал дня три назад): «Какая дикая лошадь! На ней небезопасно ездить». Подобное замечание — лучшая награда для Джека, другой славы ему не надо. Однако поглядел бы ты, как меняется мой конь, когда я выезжаю из Апии темной ночью, — на его быструю твердую поступь, на то, как он карабкается по долгому подъему и пробирается сквозь черную чащу леса, низко опустив голову, порой чуть не касаясь носом земли, — невозможно передать, каким легким, вежливым и выразительным движением головы он просит разрешения на это.

Первый раз я возвращался в ясную ночь. Это было исключительное зрелище: звездный свет по каплям тонул в мрачном склепе леса, зато открытая часть дороги была освещена так ярко, как бывает при луне у нас на родине. Но этот склеп был настоящим испытанием. Там жила сама чернота. В следующий раз шел дождь. Мы покинули огни Апии и нырнули в преддверие ада. Джек вообще сам находит дорогу, но он не учитывает, на сколько я возвышаюсь над седлом; вот я и сижу, наклонясь вперед, готовый припасть к его спине, и держу перед собой хлыст. В высшей степени интересно. В лесу светятся гнилушки. Бывают ночи, когда вся почва усеяна ими, — похоже на решетку над бледным пеклом. Несомненно, это один из источников, питающих ночные страхи туземцев. Должен сознаться, что в беспросветно темную ночь, когда кругом не видно ни зги, эти мертвенно-бледные ignes suppositi note 54 действительно имеют фантастический, даже призрачный вид. В одну из таких ночей сосед повесил у дороги маленький фонарик, чтобы обозначить въезд на свой участок. Заметив огонек, как мне показалось, далеко впереди, я предположил, что кто-то пешком вышел встречать меня, и был ошеломлен, когда свет неожиданно ударил в лицо и остался позади. Джек тоже видел это и был напуган, но, ты думаешь, он шарахнулся в сторону? Нет, сэр, только не ночью. В темноте Джек выполняет свой долг. Он миновал этот фонарь быстрым и ровным шагом, только шумно вздохнул и содрогнулся. На протяжении примерно двух тысяч пятисот шагов Джека нам встречается только один дом — тот, где вывесили фонарь, и две трети пути мы проделываем в кромешной тьме, как в преисподней. Но сейчас луна опять к нашим услугам, и дороги освещены…

Фэнни совсем погибает от ушной боли. Ехать она отказывается, так как не выносит моря в это бурное время года; мне не хочется оставлять ее; и вот эта волынка тянется и тянется от парохода к пароходу, и, думаю, кончится тем, что вообще никто не поедет note 55. Сейчас на нее обрушились все беды. В кухне взорвался бидон с керосином; незадолго перед тем лошадь плотника наступила на гнездо с четырнадцатью яйцами и сделала омлет из наших надежд. Фермерскую долю не назовешь счастливой. И похоже, что плохая погода тоже установилась прочно. Хоть бы ухо у Фэнни не болело! Только представь себе пирушки в «Моньюментс»! Представь меня в Скерриворе note 56 и то, что здесь теперь! Словно другой мир! Работу отложил совершенно; совсем выдохся.