Бен Макинтайр - Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона Страница 23

Закоренелый холостяк, Мастерман, возможно, был гомосексуалистом, но, даже если так, эта страсть была полностью подавлена к его личному удовлетворению, как и полагается англичанину. Женщин он просто не замечал: в его 384-страничной автобиографии с любовью упомянута лишь одна женщина — его мать, у которой он жил в Истбурне во время университетских каникул. В свободное время он писал детективы, действие которых происходило в выдуманном оксфордском колледже, а главным героем был британский сыщик-любитель, напоминавший Шерлока Холмса. Книги получались суховатыми и малоэмоциональными, более напоминая интеллектуальные ребусы, нежели увлекательные романы. Именно так этот умный и суховатый человек относился к человеческой природе — как к задаче, которую можно решить силой ума. Сегодня Джон Мастерман кажется чудаком, однако он воплощал в себе черты истинного англичанина, которые в прежние времена воспринимались как добродетели: умение соответствовать своему общественному положению, упорно работать и безукоризненно соблюдать все требования социума. По его собственной оценке, Мастерман «почти с болезненной страстью стремился соответствовать стандартам» — точно так же, как Чапмен пытался отрицать их.

Однако кое-что общее с Чапменом у Мастермана все же было: в свое время он провел четыре года в тюрьме. Это было стечение крайне неудачных обстоятельств: в 1914 году, будучи избранным представителем оксфордского колледжа Крайст-Черч, он был послан на обучение в Германию, где и застал начало Первой мировой войны. Мастерман был интернирован и посажен в Рулебенскую тюрьму в странной компании столь же невезучих британцев: моряков, бизнесменов, академиков, жокеев Берлинского ипподрома и даже одного лауреата Нобелевской премии, сэра Джеймса Чедвика, который читал товарищам по несчастью лекции о секретах радиоактивности. Через четыре года молодой Мастерман освободился: на его теле не было ни единого шрама, однако его угнетал, как он сам говорил, «комплекс униженности». Почти все его товарищи погибли на полях сражений. «Моим главным чувством стало чувство вины, — писал он. — Ведь мне не довелось принять участие в крупнейшей битве в истории нашей страны».

Мастерману было уже за пятьдесят, когда он наконец получил долгожданную возможность выполнить свой долг: ему предложили поступить на службу в МИ-5. Он с благодарностью принял предложение, что стало для Британии большой удачей: наверное, ни один человек в мире не был лучше приспособлен для подобной работы. Если Тар Робертсон был, как указывал историк Хью Тревор-Ропер, «истинным гением» работы с двойными агентами, то Мастерман заложил ее моральную основу, дотошно анализируя мотивации людей, терпеливо разрешая загадки работы на два фронта, будто обширный и сложный кроссворд.

МИ-5 набирала сотрудников через дружеские связи, и Робертсон при поддержке помощника — лондонского адвоката Джона Марриотта быстро начал собирать команду талантливых любителей. В конечном итоге в составе подразделения В1А оказались юристы, академики, промышленник, владелец цирка, как минимум один художник, торговец произведениями искусства и поэт. Сам Тар был единственным профессионалом в организации, начавшей свою жизнь в реквизированном под ее нужды помещении на территории тюрьмы Уормвуд Скрабз, а затем переехавшей в большое элегантное здание на Сент-Джеймс-стрит, дом 58, в сердце лондонской клубной жизни. Штатный поэт нового подразделения, Сирил Харви, запечатлел это здание в незатейливых стихах:

58, Сент-Джеймс-стрит,Войди, дойти коль смог!Но прежде расскажи нам всем,Кто ты, откуда и зачемПришел на наш порог.Страны секреты мы храним,Отсюда нету хода им!

Сначала пойманных германских шпионов допрашивали в секретной военной тюрьме, известной под кодовым названием «лагерь 020». Лишь после этого, если их полагали подходящими для работы в качестве двойных агентов, они попадали к Тару Робертсону и его команде. Тех, кто отказывался сотрудничать, помещали в тюрьму или казнили. Иногда арестантам открыто угрожали смертью. Мастерман был совершенно не склонен к сентиментальности в подобных случаях. «Иногда казни были необходимы, во-первых, чтобы убедить общество в том, что безопасность страны надежно защищена, а во-вторых, чтобы убедить немцев, что остальные агенты не находятся под контролем британцев». Встав перед выбором между смертью и предательством, сотрудничать соглашались все, кроме наиболее фанатичных наци, но мотивы их поведения не укладывались в единую стандартную схему. Некоторые были просто напуганы и стремились спасти свою жизнь любой ценой, однако, как обнаружил Мастерман, были и другие — «люди, от природы склонные жить в этом необыкновенном мире шпионажа и лжи, которые с одинаковой легкостью были готовы встать как на ту, так и на другую сторону, поскольку это удовлетворяло их тягу к приключениям, отдающим гнилостным духом смерти».

Если пойманный шпион считался подходящим, начиналась усиленная работа. Для начала приходилось вовсю задействовать воображение. По словам Мастермана, сотрудник, ведший агента, должен был «смотреть его глазами и слушать его ушами», в результате создавая для него новую жизнь, максимально похожую на ту, которую он должен был вести. К примеру, если двойной агент, по легенде, передавал свои сообщения из Эйлендоро, он должен был знать, как выглядит этот городок, и, по возможности, побывать в нем или в непосредственной близости, поскольку существовали подозрения, что немцы способны фиксировать место передачи, возможно, с точностью до одной мили.

Это была чертовски трудная логическая задача. Каждому двойному агенту необходим был тихий дом со штатом минимум из пяти человек: сотрудник, ведший агента, радист, в обязанности которого входил прием и передача сообщений, два охранника, двадцать четыре часа в сутки следившие, чтобы их подопечный не сбежал, и доверенная экономка, отвечавшая за питание всей группы. Сотрудник, отвечавший за агента, должен был установить, какая информация тому необходима, и подготовить все необходимые фальшивые документы таким образом, чтобы не навредить военной экономике страны. Если агент будет передавать лишь бесполезную информацию, абверовское начальство догадается о его провале и прекратит связь с ним. Чтобы поддерживать доверие немцев, двойной агент должен посылать смесь из правдивой, но безвредной информации, так сказать «на два гроша», состоящей из малозначащих фактов, и ложных данных, безусловно интересных вражеской разведке, которые при этом невозможно изобличить как фальшивку, и во всем согласованных с общим потоком дезинформации.