Алексей Кулаковский - Белый Сокол Страница 23

- Подожди, дядька, минутку!.. Потерпи! Сейчас мы вернемся и заберем тебя!

Раненый застонал громче, слова Виктора вряд ли услышал.

Пулеметный расчет, увидев перед собою командира, рванулся вперед, группа бойцов - ветераны первого взвода (кто хоть месяц повоевал - уже считался ветераном) - по-пластунски двинулась следом. Неумолимая логика момента вынуждала к решительной схватке на песчаном пригорке, которая либо принесет победу, либо присыплет землей всех смельчаков. Стрелять придется в упор: кто кого? Бросаться в их окопы, блиндажи... А там - пулей, штыками, ножами, просто руками и ногами, зубами... И снова же - кто кого?

В таких атаках Виктор бывал уже не раз, но попробуй расспросить у него, как и что там происходило, вряд ли вспомнил бы: все как в тумане. Человек в таких случаях действует почти инстинктивно. Вот и теперь на пригорке часто и больно отдает в плечо автомат. Своих выстрелов он не слышит, потому что рядом очередями гремит пулемет. В кого ребята стреляют, в кого стреляет он сам?

Эти вопросы все же возникают, хотя вроде и не до раздумий теперь: еще бросок - и вот они, вражеские окопы.

Горячо левой ладони - это нагрелся ствол автомата. А где запасной диск? Нет. В кирзовой кобуре - парабеллум, полные карманы патронов к нему. Но зачем столько огня?.. Появляется мысль: врага, может, нет на пригорке? А где он? Отступил? Эх, вряд ли, вряд ли!

- Стой! - подает Виктор команду и сам не слышит своего голоса заглушила пулеметная очередь на левом фланге.

- Назад!

Обстановку оценил молниеносно и тут же выругал себя: это надо было предвидеть. Пора бы уже знать немецкую тактику обходов. Особенно тому, кто погнал в атаку оторванное от основных сил подразделение.

Уже почти в тылу роты снова начала бить вражеская "пантера" - пригорок содрогнулся от сдвоенных взрывов. Виктор с болью слушал их ухом, прижатым к теплому песку. Потом почувствовал на шее жидкое тепло... Оно разлилось по щеке, по подбородку, тонкой струйкой затекло в рот. "Потом заливает... Соленым..." Поднял руку, смахнул со щеки пот... И увидел на песке кровь. Она казалась черной, страшной, чужой. Почувствовал тупую боль возле уха. Никого рядом нет. А как самому перевязать рану, которой не видишь? Зубами разорвал пакет, кое-как обмотал бинтом шею. Кровь не унималась...

Сползал с пригорка с трудом, мучительно; стекавший вслед песок присыпал черные капли крови. "Если задета артерия, то кровь не остановить". Мелькнула слабая надежда, что на спуске с пригорка должна быть та самая воронка от снаряда. В ней лежит раненный в ноги боец. Надо помочь ему. А солдат поможет лучше перевязать шею. И тогда обоим - в тыл... Скорее в тыл, пока немцы не окружили со всех сторон!..

Боец в воронке был мертв. Скорее всего, высунулся сгоряча и бронебойная пуля угодила ему в голову...

Кобылка отошла от стожка, будто почуяла, что дальше тут хорониться опасно. Это была последняя пища огню. Все остальное давно сгорело, только угли светились ночью, а кое-где поблескивали из пепла и днем. Теперь глазу из блиндажа, если можно так назвать хуторский погреб, не за что зацепиться все голо, пусто до самых вражеских позиций. Вроде и лучше стал обзор, а все равно жаль стожка: он защищал от пуль, возле него можно было постоять, за ним хоронилась кобылка. И сам Виктор не раз дышал свежим сеном...

А хуторок с двумя люльками в хате, помилованный Толей минувшей ночью, стоит. Пока горел стожок, постройки застилало дымом, но он быстро рассеялся. Если бы не тот хуторок, бинокль Виктора, возможно, нащупал бы миномет, который с немецкой педантичностью кладет и кладет мины в одно и то же место. Пока что не попадает в блиндаж, но разрывы приближаются. Очевидно, где-то на дереве сидит корректировщик. Он подскажет взять еще на полсотни шагов дальше. Погреб, может, и выдержит легкую мину, но тогда не увидишь, что происходит на позициях, своей и вражеской. И не похоронишь Толю, который все еще лежит на нарах.

Штаб молчит. После того как послал им мыло вместе с пленным ездовым, ни одного звонка. Принять решение самому и поднять роту в атаку - рискованно. Враг тут хорошо закрепился. Несколько раз Виктор просил огня, заведомо подвергая себя и бойцов риску - уж очень сблизились позиции. Ответа нет.

Опыт прошлых лет настойчиво подсказывает, и Вихорев остро чувствует, что дальше оставаться в бездействии на этой позиции нельзя: можно не только расхолодить бойцов, но и многих потерять. Расчет на то - а в штабе, видимо, на это и надеются, - чтобы ночью поднять роту и занять более удобную позицию, утратил смысл: действия роты парализуются вражескими минометами и снайперами.

Надо похоронить Толю немедленно. Хорошо бы выкопать могилу возле того стожка, где его достал осколок. Ничего, что стожок сгорел. Пепел тоже отметка: там долгое время будет чернеть земля.

Едва Вихорев успел прикрыть крышку погреба, как вражеская мина ударила в то место, где был стожок, подняла густой серый столб пепла. Показалось, что прилетела мина действительно из-за того хуторка возле вражеских позиций, где две детские люльки, запах малосольных огурцов и иконка в переднем углу под домотканым рушничком.

Если бы Толя сразу поджег хуторок... Если бы не разговорился со старым немцам, у которого остались дома одинокие внуки... Если бы не пожалел детских колыбелек... Тогда нашим минометчикам ничто не мешало бы накрыть вражескую позицию. И, наверно не попали бы вражеские мины в стожок. Толя был бы жив... И сам стожок не сгорел бы...

Телефон зазвонил, когда санинструктор и связной командира, выбрав момент, вылезли с лопатами из погреба и начали рыть могилу. Говорил тот же ПНШ-2, который не так давно просил мыла.

- Слушай, старшой!

- Слушаю.

- Начальник штаба приказал явиться на оперативное совещание. Немедленно!

- Да у нас тут нельзя головы поднять.

- Ничего. Проползешь!

Приказ есть приказ. Неожиданный, правда, и довольно странный: кто это собирает совещание средь бела дня? Но у штаба полка свои соображения.

У Виктора тревожно екнуло сердце. Что это - страх? Он решительно откинул люк погреба, почти в полный рост подошел к санинструктору и связному, которые, стоя на коленях, копали продолговатую, как парная огневая ячейка, ямку.

- Пошли, хлопцы, со мной! Вызывают в штаб.

Те положили лопаты на свежую сырую землю, что успели набросать, взяли автоматы.

- В штаб так в штаб! - сказал санинструктор с погонами старшины на вылинявшей и мокрой от пота гимнастерке. - Жарковато будет по дороге!

"Проползем!" - хотел повторить Виктор слова ПНШ-2, но сказал другое:

- Если вражеские "кукушки" близко, то лучше рывком с места и резкими зигзагами попробовать запутать снайперов.