Альфред Рессел - По дорогам войны Страница 23

Наконец-то Сет. Мы проехали по оживленным улицам, а вот и битком набитый людьми мол. Был уже полдень. Солнце немилосердно обдавало нас жаром недалекой Африки.

В порту на приколе стояли заброшенные грузовые суда. На молу французы нас разоружили. Какое им дело до того, что мы хотим продолжать бороться и за потерпевшую поражение Францию? Мы вступили на британский эсминец. На нем уже негде было повернуться, а люди все прибывали. Сидели на снарядах, на глубинных минах, на торпедных трубах. Английские моряки устраивали женщин и детей, уносили чемоданы, подавали легкую закуску, кормили собак. Они были вездесущи. Молчаливые, вежливые.

Рядом на другое судно грузили наш багаж. В пятистах метрах от нас стоял другой эсминец, французский. Моряки сидели на палубе, свесив ноги за борт; они болтали ногами над водой и смеялись. Смеялись над нашей бедой, над трагедией Франции. И при этом зорко наблюдали за тем, что происходит на "Кеппеле". Я подошел к торпедным трубам британского эсминца и с удивлением обнаружил, что они направлены на французский миноносец.

Мы отчалили от мола и ловким маневром вышли в открытое море, где на якоре стоял огромный пароход. Из его трубы поднимался к небу слабый дымок. "Мохаммед Али эль Кебир" с английским экипажем и египетским флагом на мачте (британские пароходы уже не имели права заходить во французские порты) ждал нас в международных водах перед портом.

Из-за сильной волны маневр "Кеппела" с одного борта не удался. Мы обошли "Мохаммеда" и пришвартовались к пему с другой стороны, на этот раз удачно. Переправиться с низкого и легкого эсминца на большой высокий пароход оказалось не так-то легко. Море волновалось, и борта судов то сходились, то расходились. Моряки давали команду, в какую минуту прыгать, конечно с их помощью. Не обошлось без смятения и криков. Потом кидали и наш багаж. С ним обращались уже по-другому, и кое-что пошло на дно морское.

И вот мы на "Мохаммеде". Франтишка вконец измучилась, я это прочитал по ее глазам. Детей же полностью захватили необычные события вокруг них. Красоты особой тут не было. На пароходе скопилось несколько сот людей, и теперь все бродили, загораживали проходы и трапы, мешали морякам, беспомощно крутились на месте, бегали туда-сюда и все время что-то искали. Некоторые, как уцелевшие после кораблекрушения, сидели на своих вещах и молча, утомленно смотрели на суету вокруг них. Кто-то сказал, что нужно побеспокоиться о каютах, и вот уже все сгрудились у маленького окошечка, где молодой флотский офицер тщетно отбивался от града вопросов и требований. Мне дали каюту в пристройке на верхней палубе. В каюте оказалось три койки. Франтишка сразу же принялась устраивать ночлег, а я с детьми пошел на разведку.

Беготня по палубам и трапам понемногу улеглась. В кожаных креслах и на диванах прочно заняли позиции скептики, предпочитающие иметь синицу в руках, чем журавля в небе. Они не сдвинутся с места, хоть ты их озолоти!

Синее, как синька, небо было без единого облачка. Воздух отяжелел от полуденного зноя. Вдали, на берегу, виднелась живописная композиция домов, обрамленных буйной зеленью виноградников, россыпь портовых сооружений на темно-синем фоне. И над всем этим сияло прозрачное небо, излучая ленивую беззаботность. Такой предстала на прощание перед нами Франция. Хотелось бы пожалеть эту прекрасную страну, но было много такого, чем французы обидели и себя и друзей. Не было честности, не было мужества, не было старой французской чести. И во всем этом вина только самой Франции!

В сумерки к нам еще раз подошел "Кеппел" и передал к нам на борт остатки эвакуируемых. И опять поднялась суматоха на корабле, теперь даже большая, потому что стемнело.

Темнота нас поглотила полностью. Большой корабль тихо стоял на месте. Слышался лишь плеск волн о борт парохода и сонный ритм приглушенных машин. Строго соблюдалось затемнение. Жизнь укрылась в утробе судна и расположилась на палубах. Дремал корабль, засыпали люди.

С берега прорезал тьму портовый маяк, засветились рои городских огней. Там уже не было затемнения. Для них война кончилась. "Огни на французской земле хотели быть огнями мира и счастья. Они светили, чтобы ночь не казалась столь пугающей.

Около 23 часов плеск волн усилился. Кто-то сказал, что мы еще не отплываем, что всю ночь будем плавать по кругу, а отправимся лишь утром. Подводные лодки? Однако море, под нами уже шумело. Этот шум то стихал, то опять внезапно усиливался, когда с плеском обрушивались волны.

Огоньки на берегу начали двигаться: они удалялись, исчезали и вновь слабо светили сквозь густую тьму. Долго еще нам мигал маяк Франции, будто подавая сигнал "SОS". Да, да, спасите их души!

Прощание с Францией не было трудным. Мы уже в пути. Куда? Оран? Касабланка? Англия? Канада? Кто может знать? Доплывем ли?

- Повтори приказ! - раздался в темноте голос офицера.

- В шлюпки только женщин и детей. Мужчин, не подчиняющихся приказу, расстреливать! - четко произносит невидимый караульный.

Рядом в глубоком сне забылись моя жена и дети. Так покинули мы желанную Францию.

Почему пала Франция?

Целых семь лет Германия целенаправленно готовилась взять реванш у Франции. Германия знала свою силу и была полна решимости использовать ее. У Франции и Британии оставалась только одна альтернатива: вооружаться, причем заблаговременно, или заключить соглашение с Германией. Однако соглашение было возможно лишь с сильной Францией, с вооруженной Францией! Нотами протеста и пустыми переговорами Гитлер не дал себя запугать. Такая политика неотвратимо вела к войне. Военный бюджет гитлеровской Германии угрожающе возрастал и достигал астрономических цифр. Когда малые государства Центральной и Юго-Восточной Европы увидели, что Франция и Англия ничего не делают, чтобы остановить лихорадочную гонку вооружений в "третьей империи", они стали искать защиты в союзе с Гитлером либо укрылись за щитом своего нейтралитета.

Обе западные демократии выдали Европу Гитлеру. Банкиры лондонского Сити опасались за судьбу займов, предоставленных ими Германии, и в наивной вере, что можно безнаказанно торговать со страной, которая выполняет договоры только до той поры, пока они ей выгодны, открывали новые кредиты. Из страха перед большевизмом влиятельные круги Англии склонялись к мысли, что нацизм предохранит их от революции. Все это было на руку Гитлеру. Постыдный мюнхенский диктат был принят в Париже и Лондоне с облегчением, более того - даже с восторгом; дипломатическое поражение праздновалось как крупная победа. После "Мюнхена" англичане очнулись. Только англичане, но не французы! "Мы не можем допустить, чтобы Гитлер овладел Европой! Мы должны вооружаться!" - писалось и говорилось в Британии. В марте 1939 года за это взялись всерьез и объявили набор в британскую армию. Слишком поздно!